«Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя
Шрифт:
Тегеранская конференция состоялась с 28 ноября по 1 декабря 1943 года. Черчилль выступил с планом высадки союзных войск на Балканах. Сталин настаивал на открытии второго фронта во Франции. Он вновь заверил, что СССР после разгрома Германии выступит против Японии…
Рузвельт был этим удовлетворен и поддержал Сталина, отклонив план Черчилля. Высадка во Франции (операция «Оверлорд») была намечена на май 1944 года.
Такое
Согласия на открытие второго фронта на западе Европы удалось добиться далеко не сразу. Черчилль напрягал все свое красноречие, доказывая важность действий англо-американских войск в Средиземноморском регионе. Он стремился установить свой контроль над Балканами, а также в Австрии, Румынии, Венгрии, прежде чем сюда войдут части Красной Армии.
Сталин, высказался не так пространно и бурно, приводя веские аргументы в пользу высадки во Франции. После безрезультатного обмена мнениями Сталин спросил напрямик:
— Если можно задать неосторожный вопрос, то я хотел бы узнать у англичан, верят ли они в операцию «Оверлорд», или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских?
— Если будут налицо условия, которые были указаны на Московской конференции, — уклончиво ответил Черчилль, — то я твердо убежден в том, что мы будем обязаны перебросить все наши возможные силы против немцев, когда начнется операция «Оверлорд».
За его обиняками проскальзывала мысль: при определенных условиях мы не станем перебрасывать сколько-нибудь значительные силы для высадки десанта, а когда операция начнется, сделать это будет уже поздно, поэтому она не должна начаться вовсе. Сталин встал и обратился к Молотову и Ворошилову:
— Идемте, нам здесь делать нечего. У нас много дел на фронте.
Черчилль был ошеломлен, пробормотав, что его не так поняли. Рузвельт, смягчая обстановку, предложил сделать перерыв на обед, «которым нас сегодня угощает маршал Сталин».
За обедом Черчилль высоко оценил мужество и стойкость советских солдат в битве за Сталинград и высказал пожелание, чтобы руины города остались нетронутыми в назидание потомству. Рузвельт поддержал эту мысль. Но Сталин возразил:
— Не думаю, чтобы развалины Сталинграда следовало оставить в виде музея. Город будет снова отстроен. Может быть, мы сохраним нетронутой какую-то часть его: квартал или несколько зданий как памятник Великой Отечественной войне. Весь же город, подобно фениксу, возродится из пепла, и это уже само по себе будет памятником победы жизни над смертью.
Во время подобных обедов обсуждались порой и более серьезные вопросы, но случались и комичные происшествия. Так, Сталин, желая поддеть Черчилля, сказал, что после победы надо будет как можно скорее казнить военных преступников, немецких генералов и офицеров, которых не менее 50 тысяч.
Черчилль, разгоряченный этими словами и армянским коньяком, подскочил от возмущения:
— Подобный взгляд коренным образом противоречит нашему английскому чувству справедливости! Англичане никогда не потерпят подобных массовых казней!
Сын Рузвельта, поняв иронию Сталина, поддержал его, чем вызвал взрыв негодования Черчилля. Тут вступил Рузвельт и с улыбкой произнес:
— Необходимо найти компромиссное решение. Быть может, вместо казни пятидесяти тысяч военных преступников мы сойдемся на сорока девяти тысячах?
По воспоминаниям Черчилля, после этих слов он хотел уйти прочь, но, чтобы успокоиться, вышел в соседнюю темную комнату и встал у окна. Вдруг почувствовал, что его кто-то тронул за плечо. Обернувшись, увидел Сталина и рядом с ним Молотова. Улыбаясь, Сталин сказал, что пошутил. Черчилль понял, что над ним беззлобно посмеялись. У них продолжилась доверительная беседа, во время которой Сталин дал понять, что сознательно обострил этот небольшой конфликт:
— Крепкая дружба начинается с недоразумений.
Черчилль отметил в своих воспоминаниях: «Сталин бывает обаятелен, когда он того хочет».
Возможно, британский премьер захотел взять реванш за нелепое положение, в которое был поставлен. Когда отмечали его день рождения, начальник генерального штаба Англии Алан Брук произнес провокационный тост, в частности сказав:
— Наибольшие жертвы понесли англичане в этой войне, сражались больше других и больше сделали для победы…
Пожалуй, это было сказано по договоренности с Черчиллем, чтобы вывести Сталина из себя. Тот насупился, но, не изменив своей сдержанной манере, встал и произнес ответный спич. Можно предположить, в каком напряжении был Черчилль. Он прекрасно знал, что Брук нагло лжет.
— Я хочу сказать, — медленно произнес Сталин, — о том, что сделали для победы президент Рузвельт и Соединенные Штаты. В этой войне главное — машины. Они могут производить ежемесячно 8–10 тысяч самолетов, Англия — 3 тысячи. Следовательно, Соединенные Штаты — страна машин. Эти машины, полученные по ленд-лизу, помогают нам выиграть войну…
Сталин ни словом не обмолвился о наших потерях, словно не заметив подлости английского генерала, и показал, что считает ниже своего достоинства отвечать на столь грязные высказывания. Он дал понять, что в победе над фашистами первенство России постыдно оспаривать, а вот из двух союзников предпочтительней тот, кто предоставляет наибольшее количество техники, помогая «нам выиграть войну».
Подчеркивая роль США, Сталин определил на будущее первенство двух сверхдержав, индустриальная мощь которых значительно выше, чем у Великобритании. Это не мог пропустить мимо ушей Черчилль. Он получил наглядный урок дипломатии открытой и честной, а в то же время глубоко продуманной. В скупых словах Сталин сумел высказать многое.