Вставало солнце над Русью
Шрифт:
– Только из уважения к твоему отцу я не буду наказывать тебя за твою дерзость, отрок! – сказал старый жрец.
Вадим, склонившись перед жрецом с почтением и благодарностью, приложился к его высохшей руке. Никакое чувство сожаления за содеянное не шевельнулось в его душе, а теперь, когда он убедил старого жреца в том, что он стал жертвой чудовища, Вадим успокоился и был уверен, что теперь-то гадание чародея точно не исполнится и ему не грозит гибель от меча друга.
Жрецы начали поиски Избора. Варяг, раненный во время набега, скрывался в священной роще, в самой чаще, куда даже жрецы не заходили. Он сделал шалаш и залечивал свои раны травами. Он видел, как Вадим напал на друга. Когда Вадим убежал, он подошёл к Избору и хотел его сбросить в Ильмень, чтобы в поисках юноши не набрели на его убежище, но Избор застонал. Варяг принёс его в свой шалаш и стал лечить, как мог. Избор вскоре пришёл в себя.
– Отвези меня, старик, в Новгород, к Гостомыслу, – чуть слышно прошептал Избор, – там мы будем в безопасности.
Варяг нашёл лодку; дождавшись темноты, принёс Избора на берег Ильменя, загрузил в лодку и переправил через озеро.
Весть о якобы гибели Избора опередила его появление с беглым норманном у деда. Когда старый норманн доставил его в Новгород, там все уже знали о случившемся. Варяг, в темноте двора подкараулив Гостомысла, шепнул ему, что Избора надобно срочно перенести из лодки к нему в хоромы. Гостомысл тут же пошёл вслед за варягом, который повёл его незаметными тропинками к озеру. Трудно было предположить, что властный жрец Перуна легко откажется от своей жертвы. Ради сохранения своего достоинства он потребует казни Избора как оскорбителя грозного божества. Гостомысл прекрасно понимал, что рано или поздно о спасении Избора будет известно всем и тогда-то главный жрец и хранитель Перуна, пользуясь своей неограниченной властью, начнёт немедленную борьбу с ним. Посадник любил своего внука и стал думать, как спасти его. Его гости норманны скоро уходят в свою Скандинавию, а там конунг Сигтуны Бьёрн был его другом, и Гостомысл решил, что тот не откажется приютить его внука.
Гостомысл их обоих спрятал у себя в тереме. Он договорился с купцами, и те помогли его внуку вместе с варягом бежать в Скандинавию. Избор был согласен с предложением деда. Так очутился он на драккаре скандинавов, где его увидел Вадим. Тот стоял, сжав кулаки в бессильной злобе, и провожал взглядом удаляющийся драккар. С тех пор ни одной весточки не было посаднику от внука. Он не знал даже, жив или нет внук его, названный скандинавами Рюриком. Пытался было расспрашивать о нём норманнских купцов, прибывающих в Новгород с товарами, но никто ничего не знал о славянском богатыре.
– Много в Скандинавии славянских варягов! – говорили проезжие.
– Все они м'oлодцы, витязи, а кто из них Рюрик, откуда же нам знать! – отвечали другие.
Послать гонца в далёкую Скандинавию Гостомысл не решался. Не было у него под рукой верного человека, которого он мог бы отправить с поручением, разыскать и привезти внука. Дряхлел новгородский посадник, но по-прежнему держался своей заветной мысли – дать единодержавную крепкую власть родному славянскому народу…
Туго пришлось неукротимому старейшине. Спустя очень недолгое время началась междоусобица, приведшая к плачевным последствиям. Скоро все роды погрязли в распрях. Род шёл войной на род, гибли люди, выжигались целые селения. В общей свалке смешались все роды. Каждый ильменский род считал себя и самым правым, и самым главным в новгородском союзе. Новгород в эти распри не вмешивался. Гостомысл как мог удерживал новгородцев от участия в ссорах. Мудрому старику все подчинялись беспрекословно без выяснения причин.
– Он знает, что делает, ему виднее! – говорили новгородцы.
– Раз так, то и мешать ему не будем, – поддерживали народ сторонники Гостомысла.
Между тем Гостомысл чувствовал, что силы его с каждым днём уходят. Казалось ему, что не доживёт он до исполнения своей заветной мечты. Но желание довести до конца задуманное дело заставляло посадника по-прежнему подводить ильменскую вольницу к мысли о необходимости единодержавной власти. Норманнские гости не появлялись, и узнать о внуке было не от кого. Неизвестность более всего настораживала старика, и его уже начинало томить некое мрачное предчувствие. Бессонные ночи проводил Гостомысл в лютой тоске, которая глодала его усталое сердце…
При всём уважении народа к Гостомыслу до него стали доходить слухи, что появилось много недовольных его правлением. Он собрал вече 1 , чтобы выслушать их и решить все вопросы. Вече волновалось и шумело. Самым отчаянным крикунам не особенно нужны были поводы, чтобы покричать. Гостомысл прекрасно знал своих соплеменников. Он спокойно стоял и ждал, пока вечевики вдоволь накричатся, чтобы, когда подустанут, завести речь о своём правлении. Но на сей раз дело зашло гораздо дальше.
1
Вече – народное собрание в древней и средневековой Руси.
– Долой Гостомысла из посадников! – раздался зловещий крик.
– Долой, долой! Больно много воли брать стал! – слышалось со всех концов.
Гостомысл терпеливо слушал крикунов. Потом поднял руку, потопал ногой по деревянному настилу степени. Крики смолкли.
– Мужи новгородские, людины! – громко, с негодованием в голосе заговорил Гостомысл. – Вы сами меня выбрали посадником, и я, сколько было сил и разума, старался всех судить по правде, но вижу, что не угодил вам…
Крикуны притихли. Не ожидали они, что так обидится посадник. Никаких серьёзных причин быть недовольными Гостомыслом не было ни у кого. Брошенный вызов обескуражил многих. Все знали, что достойного преемника Гостомысла найти трудно: хоть и мала была власть его, всё-таки сами выбрали. Смущённая толпа затихла: новгородцы не знали, что отвечать Гостомыслу. А посадник продолжал свою речь:
– Кланяюсь вам, новгородцы, выберите себе другого посадника, а меня простите. Я старался всё делать для вашей пользы и для города, сколько разумения хватало, долгих ночей не спал, но, видно, неугодны вам труды мои…
Гостомысл стоял спокойный и величавый, в большом тяжёлом золотого шитья зипуне, и ждал решения, опершись на копьё.
Вдруг в это время горожане как-то разом заволновались. Среди них послышались громкие крики и неясный шум. Сразу же все отвлеклись от жгучего вопроса и повернули головы назад. Через толпу вечевиков прямо к помосту, занятому новгородскими властями, пробирался норманнский воин. Его появление отвлекло вече от немедленного ответа на прямо поставленный Гостомыслом вопрос. Воин, уверенно расталкивая толпу, взобрался на степень, и что было силы застучал ногой о дерево.
– Мужи новгородские, люди и ты, посадник! – закричал он с ярко выраженным акцентом. – Это что же стало твориться в вашей земле? Когда же это было, чтобы народ славянский посягал на жизнь своих гостей? Разве теперь у вас всё по-новому пошло?
– Что случилось, говори! – раздались крики со всех сторон.
– Сколько раз приезжали наши купцы с товаром к вам, и ни разу нас не грабили, а нынче напали и забрали весь товар, а купцов утопили в Волхове! – голос воина из охраны купеческого каравана звучал грозно, лицо его пылало гневом, рука судорожно сжимала меч.
Новгородцы дружно ахнули: они знали, как опасно шутить с норманнами. Все викинги были прекрасно вооружены, искусны в деле ратном. Вот почему гневная речь воина произвела сильное впечатление на вечевиков. Гостомысл сразу сообразил, что настал удобный момент повернуть дело себе на выгоду.
– Дело твоё, воин, будет прямо сейчас разобрано на вече, вот только выберут нового посадского. Недоволен мной народ новгородский, пусть новый посадник решит случившееся с караваном. Земно кланяюсь вечу, – Гостомысл окинул взглядом толпу, – и прошу отпустить меня, раз неугоден стал.