Встреча с границей
Шрифт:
— Товарищ Танц, — обращается он к командиру взвода, охраняющего границу в районе станции, — пойдемте...
Младший лейтенант Танц берет автомат и фонарь, то же делают по его приказанию двое солдат, и вскоре наша небольшая группа оставляет караульное помещение. Направляемся тесным коридорчиком между мостом и стеной жилого дома. Железнодорожная насыпь прикрыта заграждением из колючей проволоки. Место здесь опасное, дорога все время под наблюдением часовых. Долго ли вышколенному лазутчику спрыгнуть с поезда и юркнуть в любую подворотню.
В самом конце платформы спускаемся с насыпи. Выложенный красным кирпичом тоннель
Освещая путь, Танц и Майер пробираются впереди.
Солдаты, взяв на изготовку оружие, пристально вглядываются в каждый закуток: мало ли что, ведь те, кто делал подкоп, сначала проникли в эти помещения. Тянет подвальной сыростью, гулко стучат о цементный пол сапоги. Зашуршала и скрылась в норе вспугнутая мышь. Кто-то носком сапога задел кусок кирпича, и он с грохотом откатился в сторону. Необыкновенная, неземная тишина многократно усиливает каждый звук. Но вот шаги стали мягче, глуше. Пучок света упал на кучу песка. Старший лейтенант Майер остановился.
— Первая попытка, — пояснил он, указывая на взломанный в углу бетонный настил. — Грунт здесь оказался им не по зубам, слишком твердый. При второй попытке тоже не смогли углубиться больше, чем на три метра.
Следы третьей, последней попытки мы увидели, миновав около десятка помещений. Здесь очень много песку: двуногие кроты вынули несколько кубических метров грунта. Сначала они прошли вертикальный колодец — от этого-то и осел перрон, — затем стали рыть по горизонту. И тут вышла осечка. Выставленные ими наблюдатели заметили тревогу на перроне и догадались, в чем дело. Надо было спешно ретироваться.
Пограничники пробились сюда, взламывая кирпичные простенки. Они нашли здесь лишь остатки харчей да брошенные впопыхах сигареты и спички. Неподалеку от станции на улице высоким штабелем лежали привезенные для тоннеля крепежные доски и балки; тут же взад-вперед расхаживал западноберлинский таможенник. Вероятно, ему нелегко было делать вид, что случившееся его не касается.
— Мы провели в тоннеле специальную пресс-конференцию, — сообщает Майер. — Пригласили и журналистов из Западного Берлина. Им полезно было посмотреть на все это. Собственными глазами...
Над нами загудели каменные, покрытые плесенью своды, мелкой дрожью задрожали стены. Поезд! Он остановился не более чем на минуту. Там, наверху, сходили и садились пассажиры, не подозревая, что под перроном, в этом мрачном подземелье дежурят пограничники. У них и здесь много забот, и оттого что люди они беспокойные, мужественные, зоркие, с поездами ничего не случается, как не случилось тогда, в марте тысяча девятьсот шестьдесят второго года...
На город быстро опускался осенний вечер. Зажглись фонари, и последние листья, срываясь с веток, как сказочные желтые мотыльки кружились в их ярком свете. Все меньше встречалось на улицах машин и прохожих. И теперь заметнее были пограничные наряды — они оставались на своих постах, зная, что здесь, в этом городе, ночь будет не легче дня.
2
Совсем немного времени потребовалось «Волге»,
Эльба приближалась с каждым километром. Поля и перелески, временами так напоминающие наше Подмосковье, молоденькие тонкостволые березки на лесных опушках, курчавые дубки по лощинам — смотришь на них и забываешь, где ты... Горизонт чист и прозрачен. Столько простора, тишины и покоя в этой осенней немецкой степи, что невольно залюбуешься ею. А тут еще водитель, угадав твои мысли, переключает приемник на московскую волну, и вот уже льются знакомые мелодии, щемящей и одновременно какой-то необъяснимо сладкой болью отдаваясь в душе. Звенит родная песня, словно вместе с нами спешит к Эльбе. А тогда, в сорок пятом, по этой дороге мчались иные машины, и совсем иная мелодия звучала над полями, прикрытыми пеленой едкого порохового дыма. Далеко от Волги до Эльбы, но дойти сюда надо было. Надо было добить змею, уползавшую в свое логово. Не сделай мы этого, опять маршировали бы здесь фашистские молодчики, — и не миром, не тишиной и покоем дышала бы эта привольно раскинувшаяся степь...
С той поры много воды утекло в Эльбе, но еще больше перемен произошло в жизни. Родилась Германская Демократическая Республика. Прочен и вечен заложенный ею фундамент социализма. Из каждых ста крестьянских хозяйств девяносто шесть уже в кооперативах. Социалистический сектор в промышленности давно превысил девяносто процентов. Цифры, однако, не расскажут о том, как выросли и изменились люди. Вместе с новым строем родился новый человек. Он управляет государством, строит города и заводы, выплавляет сталь и создает новую культуру, обрабатывает землю и защищает границу...
Считанные километры оставались до Эльбы, когда, миновав старинный городок с узкими кривыми улочками и островерхими, готического стиля домами, мы увидели нескольких пограничников. За воротами, у которых медленно расхаживал часовой, в строгом порядке стояли одноэтажные здания. «Хозяйство» командира Ауста. Его подчиненные размещены на берегу реки, там где проходит государственная граница между Германской Демократической Республикой и ФРГ.
Прежде чем рассказать что-либо о границе, товарищ Ауст провел нас в дежурную комнату. Явился офицер. По знаку своего командира он подошел к стене, нащупал в деревянной панели замочную скважину, вставил ключ.
— Как видите, — улыбнулся командир, — у нас тоже граница на замке.
Карта участка, всегда закрытая и опечатанная, хранила многие тайны. Вдоль извилистой голубой ленты пограничной реки пестрели различные знаки и цифры. Когда быстрый взгляд Ауста останавливался на любом из этих обозначений, мы замечали: глаза его становились то задумчиво-серьезными — видно, ожившая в памяти пограничная операция была трудной и рискованной, — то веселыми, ликующими, то гневными.