Встреча с хичи. Анналы хичи
Шрифт:
– Поздоровайся, Робин, – подсказала Эсси.
– Миссис Уолтерс, – послушно сказал я, – здравствуйте. Я Робин Броудхед.
У нее сохранились манеры. Она, как воспитанный ребенок, протянула руку.
– Я знаю вас, мистер Броудхед, а с вашей женой мы встречались недавно. – Мы вежливо пожали друг другу руки, и она печально улыбнулась. Только потом, увидев ее куклу Робинетта Броудхеда, я понял, чему она улыбалась. Но она выглядела и удивленной. – Мне сказали, что меня хотят видеть четверо, – сказала она, глядя в поисках остальных на молчаливого лейтенанта.
–
Но я молчал. Не знал, что сказать. Не знал, о чем спрашивать. Если бы тут была только Эсси, я мог бы сказать Долли Уолтерс, что для меня значит Клара, и попросить у нее помощи – любой помощи. Или если бы тут был только лейтенант, я бы просто не обращал на него внимания, как на мебель. Но они тут были оба, и я стоял молча, а Долли Уолтерс смотрела на меня с любопытством, а Эсси – выжидающе, и даже лейтенант тоже смотрел на меня.
Эсси вздохнула – подчеркнуто сочувственный звук – и приняла решение. Взяла на себя командование. Повернулась к Долли Уолтерс.
– Долли, – резко сказала она, – вы должны простить моего мужа. Все это для него очень болезненно по причинам, которые было бы сейчас сложно объяснить. Простите и меня тоже за то, что позволила военной полиции увести вас; для меня эта история тоже болезненна. Важно то, что мы сделаем сейчас. А сделаем мы следующее. Прежде всего добьемся вашего освобождения отсюда. Во-вторых, мы приглашаем вас сопровождать нас в полете к Вэну и Джель-Кларе Мойнлин. Вы согласны?
Для Долли Уолтерс такой темп был непосилен.
– Ну, – сказала она, – я…
– Вот и хорошо! – подхватила Эсси, кивая. – Сейчас займемся организацией. Вы, лейтенант! Отведите нас назад на наш корабль «Истинная любовь», и немедленно.
Лейтенант опешил и открыл рот, но я опередил его:
– Эсси, может, сначала увидеться с бригадиром?
Она сжала мне руку и посмотрела на меня. Взгляд сочувственный. А пожатие – сигнал Робин-закрой-рот – чуть не сломало мне пальцы.
– У бедняжки, – жалобно сказала она лейтенанту, – недавно была серьезная операция. На корабле его лекарства, и он как можно быстрее должен их получить.
Если моя жена Эсси решила что-то сделать, лучше сразу дать ей такую возможность. Что она задумала, я не знал, но было совершенно ясно, что следует делать мне. Я стал вести себя как пожилой человек, недавно перенесший серьезную операцию, и позволил ей сопровождать себя под конвоем лейтенанта по коридорам Пентагона.
Шли мы не очень быстро, потому что коридоры Пентагона были заполнены. Лейтенант остановил нас на перекрестке, и мимо нас провели группу заключенных. Почему-то освобождали целый блок камер. Эсси толкнула меня в бок и показала на мониторы на стене. На одном были только надписи: «Седьмой комиссариат», «Туалеты для заключенных», «Причал номер пять» и другие. Зато на другом…
На втором мониторе было изображение причала, и приближалось что-то большое. Большое, громоздкое, построенное людьми. То, что это не артефакт хичи, видно было с первого взгляда. Дело не только в линиях и в том, что сооружено оно из серой стали, а не из голубого металла хичи. Главное свидетельство – зловещие ракеты, торчащие из гладкого корпуса.
Я знал, что Пентагон испытывает шесть таких кораблей, пытаясь оборудовать их двигателем для полетов быстрее света. И я на это не жаловался: ошибки строителей этих кораблей были учтены при сооружении «Истинной любви». Но вооружение кораблей видеть неприятно. На кораблях хичи его никогда не бывает.
– Пошли! – рявкнул лейтенант, глядя на нас. – Вы не должны здесь находиться. Идемте. – Он двинулся по относительно пустому коридору, но Эсси задержала его.
– Здесь быстрее. – Она указала на стрелку «К причалу».
– Запрещено! – выпалил он.
– Не для доброго друга Пентагона, который заболел, – ответила она и потянула меня за руку, и мы двинулись в самый запруженный и шумный коридор. У Эсси есть свои тайны, но эта разъяснилась довольно быстро. Сюда вели захваченных террористов с крейсера, и Эсси просто хотела на них взглянуть.
Крейсер перехватил украденный корабль, как только тот вышел из полета быстрее света. И выстрелил в него. Очевидно, на борту было восемь террористов – восемь! В корабле хичи, предназначенном для пятерых. Трое выжили и попали в плен. Один был без сознания. Один остался без ноги, но был в сознании. А третий спятил.
Именно этот третий привлекал к себе всеобщее внимание. Не он, а она, молодая черная девушка – говорят, из Сьерра-Леоне, – и она непрерывно кричала. На ней была смирительная рубашка. Было видно, что девушку давно держали в этой рубашке, ткань ее грязна и дурно пахнет, волосы у девушки спутанные, лицо бледное, как у мертвеца. Кто-то окликнул меня по имени, но я вместе с Эсси протискивался вперед, чтобы взглянуть получше.
– Она говорит по-русски, – сказала Эсси, нахмурившись, – но не очень правильно. Грузинский акцент. Очень сильный. Говорит, что она нас ненавидит.
– Я мог бы догадаться, – ответил я. С меня достаточно. Когда лейтенант пробился к нам сквозь толпу, выкрикивая яростные приказания расступиться, я позволил ему оттащить меня, а потом снова услышал, что меня окликают по имени.
Значит, это не лейтенант? Это вообще не мужской голос. Голос доносился из толпы заключенных, которых куда-то переводили, и я увидел, кто это. Китаянка, Джейни, как там ее?
– Боже, – сказал я лейтенанту, – а ее-то за что?
Он рявкнул:
– Это военная тайна и не ваше дело, Броудхед. Вперед! Вам нельзя здесь быть!
Нет смысла спорить с человеком, принявшим решение. Я больше его не спрашивал. Просто подошел ближе и спросил Джейни. Все остальные заключенные тоже были женщины, а охранники – все, несомненно, давно не получавшие увольнительные или получившие нахлобучку от кого-то типа лейтенанта, – все они хорошие люди. Смолкли и слушали.
– Оди полетел сюда, потому что взяли его жену, – сказала она с таким выражением, словно говорила: «Это запущенный случай сифилиса». – Поэтому мы полетели сюда на шаттле, а как только вышли, нас посадили в тюрьму.