Встреча с хичи. Анналы хичи
Шрифт:
– Слава богу, Робин! По крайней мере, хоть что-то не изменилось. Ты умер. У тебя оплакивающая тебя вдова. Мир на пороге величайших изменений. Испуганные существа появились из своего укрытия… и ты мертв. И все равно тебя волнует проклятое чувство вины!
И я тоже рассмеялся.
Впервые за все время, бог мой, за полжизни, последний остаток вины исчез. Трудно определить, что я испытал; прошло немало времени с этого освобождения. Я сказал, продолжая смеяться:
– Наверное, это звучит глупо, Клара. Но прошло так много времени, и я знал, что ты там, в черной дыре, в замедлившемся времени, и мне было неизвестно, что у тебя на душе. Я думал, может, ты… не знаю… винишь меня в том, что я тебя покинул…
– Но как я могла, Робин? Я не знала, что с тобой произошло. Что я на самом деле чувствовала? Я испытывала ужас и оцепенение, потому что была уверена – ты исчез, и думала, что ты мертв.
– И когда ты вернулась, я действительно мертв, – улыбнулся я. Я видел, что она чувствительнее к таким шуткам, чем я. – Ну хорошо, – сказал я. – Действительно все хорошо. Я в порядке и весь мир тоже!
И это правда. Я бы хотел коснуться ее, конечно, но это желание начинало мне казаться частью далекого детства; а сейчас она здесь, в безопасности, и вселенная открыта перед нами. И когда я так сказал, у нее отвисла челюсть.
– Ты ужасно оптимистичен! – выпалила она.
Я искренне удивился:
– Почему?
– Убийцы! Они выйдут рано или поздно, и что мы будем делать? Они испугали хичи, и меня они ужасно пугают.
– Ах, Клара, – сказал я, поняв ее наконец. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Все равно что в прошлом, когда мы знали, что хичи где-то есть и могут неожиданно выйти и они способны на многое, о чем мы не имеем понятия…
– Совершенно верно. Нам не справиться с Убийцами!
– Да, – согласился я, – сейчас не справиться. Но мы не могли когда-то сравняться и с хичи. А к тому времени, как они вышли, – мы смогли. Если повезет и у нас будет время, подготовимся и к выходу Убийц.
– И что же? Все равно они враги!
Я покачал головой.
– Не враги, Клара, – сказал я. – Всего лишь новый источник.
Анналы хичи
Не так-то легко начинать. Я обдумал множество вариантов начала. Например, такой остроумный:
Вы обо мне не знаете, если не читали книги мистера Фреда Пола.
В основном он рассказывает верно. Кое-что исказил, но в главном все так и было.
Но мой друг информационная программа Альберт Эйнштейн утверждает, что литературные ассоциации мне не под силу, так что от гамбита типа «Гекльберри Финн» придется отказаться. И я решил начать с выражения обжигающего, опустошающего душу, космического страха, который (как напоминает мне тот же Альберт) стал непременной частью моих обычных разговоров:
Бессмертный и в то же время мертвый, всеведущий, почти всемогущий и в то же время не более реальный, чем фосфорический блеск на экране, – вот как я существую. Когда меня спрашивают, что я делаю со своим временем (так много времени! так много втиснуто его в каждую секунду, и такая бесконечность секунд), я даю честный ответ. Я говорю, что учусь, играю, составляю планы, работаю. И все это правда. Я делаю все это. Но наряду и между этими занятиями я делаю кое-что еще. Я испытываю боль.
Или могу начать с описания обычного дня. Как делают в интервью по ПВ: «Правдивое описание одного дня прославленного Робинетта Броудхеда, финансового магната, обладающего огромным политическим влиянием, создающего и меняющего события на всех мириадах миров». Может, с включением рассказа о том, как я веду дела… например, провожу совещание с шишками из Звездного Управления Быстрого реагирования или, еще лучше, заседание совета в Институте Робинетта Броудхеда для исследований за пределами Солнечной системы:
Я под звуки аплодисментов вышел на подиум. Улыбаясь, поднял руки, прекращая аплодисменты. «Леди и джентльмены, – сказал я, – благодарю вас всех за то, что вы, знаменитые астрофизики и космологи, известные теоретики и нобелевские лауреаты, нашли возможность выделить время в вашем насыщенном расписании и присоединиться к нам. Добро пожаловать в наш Институт. Объявляю заседание совета, посвященное тонкой структуре материи, открытым».
Я, конечно, говорю все это, вернее, посылаю двойника, и он это говорит. Приходится. От меня этого ждут. Я не ученый, но через свой Институт предоставляю деньги, которыми оплачиваются счета для развития науки. И поэтому все хотят видеть меня на открытии заседаний. А потом хотят, чтобы я ушел и они смогли приступить к работе. Что я и делаю.
Ну, никак не мог я решить, как начать, и потому не стал использовать эти зачины. Впрочем, все они достаточно характерны. Я это признаю. Иногда я излишне умен и остроумен. Иногда, может быть даже слишком часто, меня отягощает внутренняя боль, которая как будто никогда не уходит. Частенько я излишне помпезен; но все же, честно, в самом важном я действую очень эффективно.
Итак, начну я с приема на Сморщенной Скале. Прошу потерпеть вместе со мной. Вам придется терпеть совсем немного, а мне все равно нужно это сделать.
На хороший прием я готов отправиться куда угодно. А почему бы и нет? Мне это нетрудно, а хорошие приемы случаются нечасто. Сюда я даже прилетел в своем космическом корабле; это тоже нетрудно и не мешало мне одновременно заниматься восемнадцатью или двадцатью другими вещами.
Еще до прибытия у меня было приятное ощущение предстоящего приема, потому что старый астероид приукрасили по такому случаю. Сама по себе Сморщенная Скала нисколько не интересна. Это черный камень длиной в десять километров, с синими пятнами. Похоже на грушу, поклеванную птицами. Разумеется, эти углубления – не клевки птиц. Посадочные гнезда для таких кораблей, как мой. А по случаю приема Скала украшена большой сверкающей звездной надписью:
Наша Галактика
Первые сто лет самые трудные
Надпись вращается вокруг Скалы, как пояс из дрессированных светлячков. Первая часть – недипломатично. Вторая – неправда. Но смотреть приятно.
Я так и сказал своей дорогой портативной жене, она в ответ хмыкнула, удобно усаживаясь у меня на коленях.
– Как ярко. Настоящий огонь! Могли бы использовать голограммы.
– Эсси, – сказал я, поворачивая голову, чтобы укусить ее за ухо, – у тебя душа кибернетика.