Встреча в Кливленде
Шрифт:
— Может быть, — отозвался Болан. — Все может быть. Ладно, будем считать, что твой дедушка вообще не знал об этом.
— Да, господи, а как же иначе? Он ведь не сошел еще с ума!
Болан коротко кивнул и, словно невзначай, поинтересовался:
— Где намечалась эта встреча?
Лэндри пожала плечами.
— Не разобрала. Речь шла о десяти часах.
— Вечера?
— Ну, не утра же!
Болан быстро взглянул на часы.
— Думаю, еще застану их.
Глаза Лэндри испуганно расширились. Запинаясь, она произнесла.
— Ты
— Угомонись, — приказал Болан. — Теперь я играю в твою игру. Говоришь, Терминал Тауэр?
— Но я не знаю, где они встречаются. Ты обещал мне, Мак, обещал, черт возьми!
Болан тяжело вздохнул.
— Твоя игра, Сьюзан. Твоим способом.
— Ты что, всего лишь отдубасишь их прикладом?
— Я не судья, Сьюзан. Я лишь позволю им быть собственными судьями.
Похоже, такое объяснение немного утешило девушку.
— Ложись спать — уже одиннадцатый час, — печально улыбнулся он. — Когда проснешься, я уже буду здесь. И, ради Бога, никуда не исчезай. Перемиримся немножко, как только подлечим раны, а?
— Если между нами будет кровь, Мак, перемирие не состоится. Пойми это раз и навсегда, — тихо, но очень твердо отозвалась Лэндри.
Болан посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.
— Увидимся позже, — сказал он и вышел.
До яхт-клуба Болан добрался на такси. Здесь, в тени деревьев, его дожидался боевой фургон. Тщательный осмотр машины не принес никаких неожиданных сюрпризов: сигнализация системы безопасности не повреждена, секретные замки закрыты.
Болан сменил одежду на простой деловой костюм и, порывшись в куче удостоверений личности, выбрал себе подходящее. Незаменимую «беретту» он поместил под пиджаком с левой стороны.
Когда «броневик» въехал на городскую окраину, часы показывали половину одиннадцатого.
Кругом кишели полицейские патрули. Радиопеленгаторы фургона фиксировали постоянные переговоры по служебным каналам. Однако в деловом центре города на улицах было относительно тихо и спокойно.
Оставив фургон на платной стоянке, остаток пути Болан проделал пешком.
Да, Сьюзан, ты совершенно права. После пролития крови перемирие не устанавливают. По крайней мере — порядочные люди.
Он прошел в вестибюль и, предъявив охраннику удостоверение, безапелляционно заявил:
— Без доклада. Если поднимусь и увижу, что меня ждут, можешь попрощаться с этим светом.
Парень в униформе побледнел и заверил федерального агента, что никому не сообщит о его появлении.
На лифте Болан поднялся на тридцать пятый этаж, где обнаружил кучу всевозможных офисов. В глаза ему бросилась дверь, на которой золотыми буквами красовалось: "Товарищество «Кливлендская магистраль».
Подходящая надпись.
Приемная была ярко освещена. У стены в кресле сидел, развалясь, малый в помятом костюме с «Плейбоем» на коленях.
Болан строго спросил:
— Они здесь?
— А вы кто? — насторожился парень.
Левой
Большую Четверку Болан обнаружил в просторном центральном помещении, оборудованном под зал заседаний. Сияющие панели красного дерева на стенах, до блеска отполированный круглый стол, мягкие стулья с велюровой обивкой, неизменный переносной бар со всевозможными соками — и четверо «джентльменов», озадаченно взирающих на непрошеного гостя.
Болан сразу распознал, на каком месте кто сидит, хотя прежде никогда не встречался с этой четверкой.
Вот — седовласый, холеный политик, прячущий прогнившее нутро под маской голливудской добродетельности. Пейсман.
Вот — по-юношески резвый администратор со злобно-плутовским выражением глаз, подлинно живой неандерталец с манерами человека двадцатого века и аппетитом людоеда. О'Ши.
Вот — вечный игрок второго эшелона, провинциальный стряпчий, на сомнительных сделках наживший миллионы, мерзавец с рыбьими глазами, способный продать вам автомобиль без мотора, но зато со стопроцентной гарантией качества. Скофлан.
И, наконец, «номер первый» — душевный председатель дюжины несуществующих корпораций с баснословными счетами в куче иностранных банков, делец из той породы аферистов, которые лезут везде, невзирая на свою ужасную репутацию, человек, чьим единственным богом являются деньги, а единственной моралью — ложь, пускаемая в ход без малейших колебаний. Сам Хиршбаум.
Председательствующий, возмущенно хмыкнув жуя окурок сигары, потребовал от вошедшего объяснений.
Болан небрежно швырнул на сверкающий стол снайперский значок.
— Это — нежный привет вам от Сьюзан, — ледяным тоном объявил он.
Пейсман часто заморгал. В глазах его застыл ужас перед неотвратимостью расплаты за сделанное.
О'Ши и Скофлан тупо таращились на гостя.
Хиршбаум попытался разрядить обстановку.
— Ну, слава Богу, с девушкой все в порядке, — сердечно прогудел он. — Вы, должно быть, тот самый молодой человек, который сегодня устроил в городе весь этот шум. Не могу сказать, что одобряю, однако... Он добродушно засмеялся и покачал головой, обдав «молодого человека» теплым благосклонным взглядом. — Вы таки добились результатов, если я не ошибаюсь...
— Как всегда, — ответил Болан. Он выхватил «беретту» и послал девятимиллиметровую смерть в это благостное, подлое лицо.
О'Ши чисто рефлекторно отпрянул назад, в глазах его промелькнула целая гамма выражений: от коварного до злобного, а от злобного — до совершенно беззащитного и по-детски перепуганного. Вторая пуля подарила ему третий глаз, светящийся смертью.
Следом распростился с жизнью Скофлан, а после него и холеный политик сошел в царство теней. Пули завершили подсчет голосов, не доставив никому облегчения.