Встреча в Пассаже д'Анфер
Шрифт:
Чтобы накормить и разместить у себя этих людей, он был вынужден нанять дополнительную прислугу, которая помогала мадам Бонефон убирать комнаты и готовить еду. Лишь когда его надоедливые гости усядутся в поезд, он вздохнет с облегчением.
— Надеюсь, вы загадали желание? — проговорил он, с трудом скрывая вздох сожаления.
— Еще бы! Не каждому повезет увидеть падение метеорита! — воскликнул Виржиль Сернен.
— Что же вы надеетесь найти? — поинтересовался Донатьен Вандель.
— Камни из далекой таинственной
— Камни? Скорее, камешки! — проворчал Донатьен. — На вашем месте я бы поостерегся ползать по кустам: у вас опять могут начаться колики.
— Я не нуждаюсь в ваших советах! — пробурчал тот в ответ.
Дверь распахнулась. Мертвенно-бледный Максанс Вине стоял на пороге, сжимая в руке «Размышления» Марка Аврелия.
— Знак! Это Эмиль нам подал знак! — возвестил он, воздев указательный палец к потолку.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Пятница, 15 августа
На соломенном тюфяке лежал, прерывисто дыша, ребенок с распухшей шеей. Мать сидела рядом, придерживая на его воспаленном лбу влажное полотенце. В освещенном дверном проеме возникла высокая фигура. Женщина повернулась к мужу:
— У нас нет выбора, визит доктора нам не по карману, придется идти за мецем. [7] Говорят, этот добрый человек творит чудеса и лечит бедняков бесплатно.
7
Мец— знахарь (от латинского medicusи французского m'edecin— врач). — Примеч. авт.
Мужчина нахмурил брови.
— Он колдун. Я уверен: то, что произошло сегодня ночью, его рук дело.
— Даже если он нам не поможет, хуже уже не будет!
— Это еще неизвестно…
— Ты хочешь, чтобы наш малыш умер?! — в отчаянии воскликнула женщина и склонилась над ребенком.
Ее муж взглянул на сына и вышел.
Он бежал, не останавливаясь, через болота, не замечая пения птиц и жужжания насекомых, сливавшихся в причудливую мелодию. Заслышав его тяжелые шаги, заяц шмыгнул в заросли папоротника.
Хижина меца стояла под высоким каштаном у зернового склада недалеко от так называемого Охотничьего замка — здания XII века с четырьмя массивными башнями, куда парижане любили приезжать на пикники. Жеробом Дараньяк работал угольщиком, иногда помогал бочару из Монлиньона. Питался он в основном дичью — зайчатиной, фазанами и куропатками, а еще грибами и лесной ягодой. К нему часто приходили за помощью издалека, и он принимал пациентов прямо на лугу, у пруда, заросшего лилиями, над которыми кружились стрекозы, а в плохую погоду — в своем бревенчатом домишке. Невдалеке располагалось небольшое поле гречихи, и красные тряпки, привязанные к деревьям, должны были отпугивать косуль.
Приблизившись, мужчина увидел разлетающиеся искры. Мец стучал долотом по предмету, лежавшему на наковальне.
Жеробому было около сорока. Он был высок, с черными вьющимися волосами и чисто выбритым лицом, которое можно было бы назвать красивым, если бы не зигзагообразный шрам на виске, полученный от одного ревнивого мужа — из-за той истории Жеробому пришлось уехать из родного Лимузена. Он был добрая душа и охотился только для того, чтобы утолить голод, а от пациентов принимал плату продуктами. Вот и теперь отец больного ребенка посулил ему дюжину яиц и два кочана капусты, если он вылечит малыша.
— У меня есть кое-что очень действенное, но это средство можно использовать только один раз.
Жеробом Дараньяк взвесил блестящий металлический предмет на руке. Конечно, жаль было с ним расставаться, но появление мужчины Жеробом воспринял как знак Провидения. Он верил в силу природы и знал целебные свойства диких растений и камней, но не переоценивал себя, считая лишь орудием, осуществляющим волю Всевышнего. Мысленно произнеся молитву, Жеробом повернулся к мужчине:
— Я готов. Веди меня.
Они двинулись через болота в обратном направлении. Солнечные блики плясали на тропинке, вдоль которой росли кусты ежевики. Когда они проходили мимо замка, стая голубей взмыла в небо, громко хлопая крыльями.
Склонившись над малышом, Жеробом осторожно ощупал отек. Потом послюнявил палец, начертал на груди ребенка какие-то знаки и плотно прижал к его распухшей шее металлический предмет, бормоча:
— Семь горестей, семь радостей, семь гордостей, семь печатей на книгах прорицателей, семь цветов радуги, семь нот в музыке… Семь, вещее число.
Через несколько минут он весь покрылся испариной, ощущая, как болезнь ребенка перетекает в магический предмет, а затем через руку проникает в его собственное тело. Если родители будут четко следовать его указаниям, ребенок скоро поправится.
— Это очень сильное средство, — сказал он, вручая им металлический предмет. — Я совершил магический ритуал, теперь это будете делать вы: слово в слово, жест за жестом, иначе болезнь не остановить.
Мать сжала сына в объятиях и радостно вскрикнула:
— Кажется… Похоже, он очнулся!
Она смотрела на меца с благоговением.
— Надо верить всему, сомневаться во всем и ничего не отрицать, — важно произнес Жеробом. — Возьми этот предмет, женщина, я доверяю его тебе. Слушай и запоминай. — Он прошептал ей что-то на ухо, затем отстранился и добавил вполголоса: — Ты понимаешь, что означает держать рот на замке?
— Да.
— Уверена?
— Да.
— Тогда приступай немедленно.