Встречи на перекрестках
Шрифт:
Второе — нельзя было принимать решения, которые могли бы интерпретироваться как возврат в «светлое прошлое», несмотря на то что события 17 августа явно увеличили число людей, говоривших и, что самое главное, веривших в то, что «раньше было лучше».
Эксплуатация таких настроений была бы попросту опасной со стратегической точки зрения. Я, да и все мои коллеги по правительству были твердо убеждены в том, что движение назад от курса реформ – хочу подчеркнуть – курса, а не конкретно проводившейся до нас практики – это путь к неизбежному возвращению к командно-административной системе, приведшей к прогрессирующему отставанию
Третье — несмотря на очевидный негативный, подчас преступный характер того, как осуществлялась приватизация, приведшая к ограблению общества в целом, государства [56] , людей, дезорганизации и падению производства, нельзя было призывать к огульной ее отмене, к новому массовому перераспределению собственности. Это могло бы окунуть страну в кровь, ударило бы по образующемуся среднему классу, сбило с ног честных предпринимателей.
Я считаю, мягко говоря, абсолютно непродуманными, нереалистичными, разрушительными требования отменить приватизацию, возвратить все, как говорится, к «чистому листу». Сторонники таких мер в лучшем случае не понимают, что в России миллионы людей уже стали собственниками, в своем преобладающем большинстве мелкими, квартир, дач, ларьков, небольших предприятий бытового обслуживания, а некоторые и акций более крупных предприятий. Можно ли абстрагироваться от этого?
56
Я столкнулся, уже работая в правительстве, с тем, что приватизация продолжала по инерции рассматриваться как средство пополнения доходной части бюджета. Между тем мне стал доступен такой показатель – с 1992 по 1998 год от массовой, «глобальной» приватизации бюджет получил лишь около 1 процента ВВП. Все остальное в основном присвоила небольшая группа так называемых олигархов.
Но одновременно нельзя было закрывать глаза на извращения приватизационного процесса в отношении главным образом крупных предприятий. Поэтому сама жизнь родила такой критерий: если приватизированное предприятие, учреждение работают эффективно, имеют рынок сбыта своей продукции или услуг, хорошие перспективы, платят вовремя заработную плату работникам с тенденцией на ее увеличение, отчисляют из своих доходов налоги в бюджеты всех уровней, в фонды, то нет смысла возвращаться к вопросам, связанным с произошедшим изменением его формы собственности.
Тем более что большинство приватизированных предприятий, даже в том случае, когда новым владельцам удалось присвоить, урвать огромные капиталы, изменили своего собственника согласно действовавшим в то время законам.
Но есть и другие примеры – приватизированное предприятие остановилось либо близко к этому, иногда лжебанкротится, рабочие выдворяются за ворота, налоги в бюджет не поступают. В таком конкретном случае следует заняться в том числе и историей приватизации этого предприятия, а возможно, но только на основе закона, изменить его собственника.
Но и с этого не следовало начинать. Упор, за исключением вопиющих отдельных случаев, нужно было сделать на современную практику, чтобы создать условия, исключающие в настоящее время «прихватизацию», как ее метко окрестили в народе.
Четвертое – нельзя было недооценивать макроэкономическую политику, проводимую предшествовавшими правительствами. Но следовало внести в нее коррективы и, главное, подчинить стабилизации и развитию на микроэкономическом уровне. Не приняв административного ограничения конвертируемости, нужно было продумать, как укрепить рубль за счет введения его плавающего курса, не допуская резких, непредсказуемых скачков, за счет сдерживания инфляции.
Пятое — не следовало начинать с публикации какой-то завершенной концепции экономического развития. Правительство и меня лично упрекали, особенно некоторые средства массовой информации, в том, что мы очутились в Белом доме без такой развернутой концепции. Я вообще не большой сторонник всяких концепций, ставших столь модными в России за последнее время – именно в России, а не в зарубежных странах. Система подходов, определяющих принципы осуществляемой политики, – безусловно. Конкретные программы – да. Но не набор положений, искусственно объединенных в наукообразный документ, который, по-моему, мало помогает в практических делах, но зато дает огромный простор для критики, особенно людям, не несущим ответственности за состояние дел в экономике.
Если бы мы откликнулись на настойчивые призывы обнародовать «концепцию», то попали бы в капкан такой критики, что отнюдь не помогло бы работе. Поэтому был выстроен другой путь – постепенно, но не растягивая во времени знакомить общество с нашими идеями в области экономической политики и параллельно с конкретными делами в этой области.
Такая осознанная воздержанность, несомненно, способствовала тому, что страсти не выплескивались наружу, несмотря на тяжелейшее экономическое положение в стране.
Важнейшим элементом процесса стабилизации было обозначившееся по целому ряду вопросов сотрудничество правительства с парламентом – Государственной думой и Советом Федерации. В состав кабинета на правах министров были включены руководители восьми ассоциаций, охватывающих все 89 субъектов Российской Федерации. Председатель правительства, его заместители и министры с выездом на места встречались с членами этих ассоциаций. Регулярной практикой стали встречи и с руководителями фракций Госдумы. Всему этому не было аналогов в прошлом.
Однако в таком сотрудничестве не было идиллии. С одной стороны, как уже было отмечено выше, члены правительства занимали согласованную позицию, и подчас она противоречила позиции той партии, к которой принадлежали министры. С другой – большинство в Госдуме далеко не всегда было готово ради поддержки правительства поступиться своими политико-пропагандистскими интересами. Именно поэтому мы не могли, что называется, «с колес» провести через Думу столь необходимые стране законы. Некоторые законопроекты «клали под сукно» – в таких случаях верх брал популизм. И не случайно я вынужден был обратиться к председателю Государственной думы Г.Н. Селезневу с письмом, в котором говорилось:
«В целях стабилизации социально-экономической обстановки в стране необходимо неотложное принятие ряда проектов федеральных законов. Часть законопроектов, предложенных правительством для рассмотрения в первоочередном порядке, были Государственной думой рассмотрены, и дальнейшая работа с ними ведется. Тем не менее требуется их ускоренное принятие, так как прошло уже длительное время после рассмотрения законопроектов в первом чтении. В то же время необходимо обратить внимание на то, что есть внесенные правительством законопроекты, которые до сих пор еще не рассмотрены Государственной думой. Для ускорения принятия законопроектов правительство считает важным подтвердить их приоритетный характер.