Встречи на перекрестках

Примаков Евгений Максимович

Последний шаг – он трудный самый

26 марта позвонил Хавьер Солана. Конечно, он уже знал об итогах встречи в Хельсинки, но, очевидно, хотел услышать об этом и от меня – возможно, чтобы сопоставить оценки.

Я сказал генеральному секретарю, что позитивно оцениваем достигнутые в Хельсинки договоренности, придя к единому с американцами пониманию многих важных проблем, относящихся к выработке документа Россия – НАТО. Теперь основная тяжесть переносится на натовский переговорный «трек». Думаю, что работу на нем следует интенсифицировать.

Также я счел необходимым сказать Х. Солане, в чем, с нашей точки зрения, состоит задача, которую следует решать: во-первых, получить замечания на переданные нами письменные предложения

по принципам трансформации НАТО, российско-натовского механизма консультаций и принятия решений, а также по областям сотрудничества между нами. Так как по всем этим проблемам позиции сторон довольно близки, то хорошо, если бы мы могли непосредственно приступить к согласованию текстов соответствующих разделов документа Россия – НАТО. Во-вторых, и это самое главное, следует сосредоточиться на военно-политическом разделе, к которому мы фактически еще не подступились. Предложил Солане еще до следующей нашей встречи, намеченной на 15 апреля, хотя бы очертить контуры военно-политического раздела, имея ясное представление, в чем мы согласны, а что пока «ставим в скобки» [37] .

37

Так в проектах документов на стадии переговоров отмечаются те места в тексте, по которым на данном этапе не достигнуто согласие сторон.

X. Солана в общем согласился с таким подходом.

За несколько дней до этого телефонного разговора состоялся первый контакт между нашими и натовскими военными. Приехавший в Москву заместитель председателя военного комитета НАТО К. Науманн произвел хорошее впечатление своей рациональностью и открытостью. Некоторые его соображения были близки нашим. Это обнадеживало, но в отсутствие предложений от Х. Соланы по военным вопросам в письменной форме говорить о прогрессе в военной переговорной области было еще очень рано. После того как в Хельсинки мы договорились с американцами о непродвижении ядерного оружия с территории 16 стран – членов НАТО и о том, что в сторону наших границ не будут продвинуты на постоянной основе силы НАТО в угрожающих размерах, нужна была конкретизация этих положений и договоренность об условиях для их претворения в жизнь.

В связи с непродвижением вооруженных сил НАТО в центре внимания оказалась проблема рамочных принципов модернизации Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). Что касается ядерного оружия, то мы предлагали дополнить договоренность о его непродвижении обязательством со стороны НАТО не создавать предпосылки для его размещения и хранения.

Нужно отметить, что генерал К. Науманн в Москве в этом соглашался с нами. Но Н.Н. Афанасьевский, который уже после этого встретился в Брюсселе с фон Мольтке, информировал, что натовцы не проявляют готовности пойти на фиксацию отказа от создания соответствующих хранилищ и использования для хранения ядерного оружия инфраструктуры, оставшейся после Варшавского договора на территории «потенциальных» членов НАТО.

Опять лабиринт, из которого выбраться не так просто. Б.Н. Ельцин обменялся мнениями по телефону по этому вопросу с рядом европейских лидеров, что, несомненно, имело значение. Я получил приглашения от своих коллег прибыть с краткосрочными визитами в Германию и во Францию. Это было особенно важно в расчете на то, что мои коллеги К. Кинкель и Э. де Шаретт успеют переговорить с Х. Соланой до его поездки в Москву, и действительно, каждый из принимавших меня министров проявил готовность помочь продвижению переговоров и считал, что генеральный секретарь приедет в Москву не с пустыми руками. Эрве де Шаретт даже назвал дату и место для подписания документа о взаимоотношениях России с НАТО – 27 мая, в Париже.

9 апреля я был принят президентом Франции Жаком Шираком. Состоялся заинтересованный разговор. Чувствовалось, что французский президент хотел быть максимально полезным в том, чтобы снять препятствия для подписания документа именно

в Париже и именно 27 мая, то есть за пару недель до того, когда в Мадриде состоится сессия НАТО, на которой будет объявлено о предстоящем расширении альянса. Мы тоже были заинтересованы в том, чтобы подписать документ, ставящий определенные условия расширения альянса и нейтрализующий некоторые наиболее неблагоприятные для нас последствия этого, не дожидаясь объявления о пополнении натовского союза. Однако сказал президенту Шираку, что сроки подписания не имеют для нас самодовлеющего значения.

Позже, в интервью члену редколлегии журнала «Новое время» Андрею Грачеву, находившемуся в Париже, я подчеркнул, что по срокам подписания документа Россия – НАТО у нас нет «социалистических обязательств». То время, когда мы обязывались выполнять пятилетку в четыре года, а производственные планы – к очередной годовщине или юбилею, осталось в далеком прошлом. Нам нужен был всесторонне продуманный и взвешенный, хорошо сбалансированный и отвечающий нашим интересам документ – вот что главное.

Итак, развязки предстояло найти на четвертой встрече с генсекретарем НАТО в Брюсселе 15 апреля. Но и здесь натовская позиция по военной части документа нас разочаровала. В ней были отдельные конструктивные моменты, однако в целом наши предложения либо не учитывались, либо их хотели подменить «заявлениями о намерениях». Предлагалось перенести в документ без всяких конкретных обязательств натовской стороны перед Россией тексты заявлений Совета НАТО о ядерном оружии от 10 декабря 1996 года и об обычных войсках и вооружениях от 14 марта 1997 года. Процитировать их. Только и всего. Мы ясно сказали, что это нас не устраивает.

Особое значение приобрело согласование позиций по ДОВСЕ. Все мы понимали, что модернизировать этот договор необходимо: он был подписан в то время и для того времени, когда в Европе противостояли друг другу два военных блока. Мы приняли переход на так называемые «национальные потолки», понимая под этим ограничители по всем пяти видам обычных вооружений для каждой страны, участвующей в договоре. Но при этом россиянам было совершенно ясно, что необходимы дополнительные ограничители, которые могли бы гарантировать от увеличения «совокупных» обычных вооруженных сил НАТО в процессе его расширения. Таких гарантий нам не давали, обвиняя в «блоковом мышлении». А как было мыслить иначе, если НАТО продолжало существовать как военный блок?

В области военной инфраструктуры натовцы ограничивались предложениями о «транспарентности». Мы не были против открытости, как таковой, но необходимо было четко договориться о том, что НАТО не будет развивать за пределами нынешних членов альянса инфраструктуру, обеспечивающую размещение сил и оперативное развертывание ударных группировок, создающих угрозу безопасности других государств. На такую договоренность партнеры не шли.

На переговорах практически сложилась тупиковая ситуация. В связи с этим была достигнута договоренность о проведении в Москве двусторонней российско-американской встречи 1–2 мая.

В столицу России прибыла госсекретарь США М. Олбрайт. Вскользь замечу – судьба распорядилась так, что самые что ни на есть интенсивные переговоры выпадали на наши праздничные дни: 1–2 мая, 23 февраля, 8 марта. Наши партнеры, конечно, не были связаны с нашими традициями, а мы в результате проводили время за «праздничным столом переговоров».

С приехавшей в Москву американской делегацией встретились 1 мая в особняке МИДа на Спиридоновке – с госсекретарем М. Олбрайт, первым заместителем госсекретаря С. Тэлботом, заместителями госсекретаря Л. Дэвис, Дж. Корнблюмом, специальным советником госсекретаря по делам СНГ Дж. Коллинзом, специальным помощником президента и директором европейского отдела Совета национальной безопасности А. Вершбоу, начальником управления Госдепа по военно-политическим вопросам К. Данкерли, представителем Госдепа по связи с прессой Н. Бернсом, зам. заместителя министра обороны Дж. Лодалом и С. Кук, помощником председателя Комитета начальников штабов Р. Майерсом и другими.