Встречи на ветру
Шрифт:
– Вы от кого свободны?
– Как точно подмечено! Вы совершенно правы. А сказал я так исключительно ради привлечения Вашего внимания. Позвольте угостить Вас чаем с пирожными, – глядит в глаза пристально-пристально. «Может быть, он и есть тот насильник и убийца?» – мелькнула мысль, но тут же отмела её. Пирожные же я люблю. Время есть, пойду.
– Пошли, но учтите, я девушка порядочная.
– Не извольте сомневаться, я тоже мужчина с принципами.
Перешли улицу. Рядом с трамвайной остановкой вход в кафе «Метрополь».
Наелась я пирожных досыта. Теперь нескоро захочется сладкого.
Наум
– Сын мой уехал от нас с Софочкой, когда она была уже при смерти. Такова мне кара Господня за все мои прегрешения. Был я в юности тот ещё повеса.
Мне стало даже жалко старикашку, но больше времени слушать его у меня нет, и я, поблагодарив, ушла.
– Запомните старика Наума, – проговорил старик. – Придет время, и нас, скорее, нашу страну, постигнет большая беда, но у Вас все будет прекрасно.
Вышла на Садовую улицу, вдохнула воздуха с парами бензина, глянула туда-сюда – все же здорово, что я осталась в Ленинграде. Какие встречи! Поторопилась в трест.
Попытки, попытки, сошлись, разбежались, Пожить не успели и снова расстались. Но где же любовь? Чтоб навек и без края? А может быть, эта? А может, другая? Меняются лица, тела и улыбки, Но поиском только лишь множим ошибки. Влюбленность, привязанность, страсть – как угодно, Собой и другими играем свободно. Когда же любовь – догадаться несложно, Когда друг без друга уже невозможно.С такими словами я подошла к дверям треста. Навстречу сам Иван Петрович.
– Ирина, – какая тоска в глазах у него, – ты сегодня дождись меня. Ни с кем никуда не ходи. Со мной пива попьешь, – мелькнула улыбка, и он пошел к машине.
Я посмотрела в спину Ивану Петровичу, и тут мне захотелось заплакать, так стало его жалко. Вот, поехал в этот чертов главк, а там его будут ругать. И все из-за этого дурака Коли. Точно, я ему рожу начищу. «Волга» фыркнула и помчалась в сторону Адмиралтейства. Возвращаться в свой закуток страсть как не хочется. Чего мне там без Ивана Петровича делать?
Потопталась на крыльце, потопталась и все же вошла в здание. Наш самый главный начальник сидит на третьем этаже, и мы, его подчиненные, видим его редко, а тут идет мне навстречу.
Отошла к стене. Стою.
– Откуда такая красотуля? – У него лицо широкое, а глазки малюсенькие. Прямо как у хряка, что я видела
– Я у Ивана Петровича работаю. – А что я могу ответить?
– Ишь ты, каков наш Ваня. Такую красавицу припрятал. Как звать-то тебя?
Я назвалась, он ещё больше расплылся.
– Ира, Ириша, ты в семнадцать ноль-ноль ко мне загляни. Почаевничаем. – Старик напоил чаем, и этот хочет отделаться тем же. Скупердяй.
Пришла к себе, села и стала размышлять. В последнее время у меня такая привычка появилась. Комсоргу я рожу бить не буду. Его Иван Петрович грозился отослать на стройку. К старику обязательно как-нибудь пойду. Интересно поглядеть, как там, в музее, картины реставрируют.
С Ольгой Федоровной помирюсь. Мне с ней ещё жить да жить. Она не злая. Она просто больна и волнуется обо мне.
С Иваном Петровичем надо поговорить как следует.
Как говорит мой папа, недосказанность рождает непонимание и недоверие. Вопрос: пойти или не пойти к начальнику?
Не пойду – обидится и состроит мне козью рожу. Мне это надо? Не станет же он на работе приставать ко мне. Если предложит поехать с ним куда-нибудь, скажу, что у меня месячные. Дело житейское.
Так в раздумьях провела я час. Коля больше не приходил. Наверное, пошел заливать горе в пивной бар. Тик-так, тик-так.
Без пятнадцати пять. Быть или не быть – вот в чем вопрос. Мне стало смешно – вспомнила Валентина Олеговича с его «Пить или не пить?».
– Ты чего в потемках сидишь?
Боже мой! Иван Петрович вернулся. Живой и с виду здоровый.
– Вы вернулись… – и комок в горле.
– Ты чего, дуреха! Нынче не сталинские времена. Смотри, что я принес, – ставит на стол коробку.
– Бомба? – это я так шучу.
– Это набор продуктовый. Устроим пир. Мы с тобой заслужили.
Говорить или не говорить ему о том, что меня пригласил начальник треста? Сказала.
– Скотина жирная. Глаз на тебя положил. Ничего, теперь я на коне. Знаешь, что мне в главке сказали?
– Откуда мне знать?
– Я так просто. Меня рекомендуют в обком партии. Вот. А его, – Иван Петрович ткнул пальцем в потолок, – я к ногтю, к ногтю. Он ответит за разбазаривание госсредств и за совращение молоденьких сотрудниц.
Чуть не ляпнула: «А что же Вы раньше молчали?», но сдержалась.
– Иди ко мне и устраивай стол. Я скоро вернусь.
Я-то пошла устраивать стол, но мне стало страшно. Что Иван Петрович задумал? Не поубивали бы.
Какая роскошь! Банка икры, шпроты, печень трески. Такого я с роду не видела. Половина батона колбасы, что ела один раз. В новый год. А это сыр. С большими дырками. У нас в Жданове такого не делают.
– Молодец, – вернулся Иван Петрович, и не один. – Принимай гостя! – За ним начальник треста. Живой и невредимый.
Не стану же я спрашивать, как они уладили дело с моим чаепитием.
Мужчины пили коньяк. Я вкусное вино. «А что скажет Ольга Федоровна?» – промелькнул вопрос и сгинул. Я же с Иваном Петровичем.
– Ты, Иван, – так заканчивался вечер в кабинете заместителя начальника треста по кадрам, – мужик что надо. За тобой я как за стеной.
Я вышла мыть посуду. Зачем мне слушать их пьяные разговоры?