Встречи на ветру
Шрифт:
– Ира, – тянет меня за рукав Коля, – пошли.
Протолкнулись к двери. Дядька во френче открыл перед нами дверь. За спиной шумят.
– Проходи, Коля, – говорит дядька и улыбается, обнажая ряд металлических зубов.
Первый раз я в таком заведении. У нас в Мариуполе тоже есть пивной бар, но не такого же размера. Зал, куда меня завел Коля, размером с тот, что в нашем кинотеатре «Луч». По одной стене зеркала, вдоль другой стойка. Все курят. Дымно невероятно.
– Начнем со светлого, – Коля чувствует тут
На моих часах без пятнадцати минут шесть вечера. Пили мы с Колей пиво два часа. Когда я выпила последний бокал темного пива «Портер», я была уже пьяна. Не так, чтобы я ничего не соображала и не могла говорить, но ноги мои стали ватными.
– Ты где живешь? – стараясь говорить четко, спрашивает Коля.
– На Петроградской стороне, – и я стараюсь говорить внятно.
– Мне в другую сторону, я живу на Охте. – Это называется кавалер! Я же говорила, он пьяница, а не бабник.
– До трамвая доведи и мотай к своей Охте.
– Охта – это река и район такой. До трамвая доведу.
Уже в вагоне трамвая я почувствовала, что сильно пьяна. «Ехать минут двадцать, – думаю я, – можно вздремнуть. Благо место есть».
Растолкали меня на кольце трамвая, где-то в парке. Вокруг ни души. Даже в будке никого. Вагоновожатый куда-то ушел, и спросить, когда трамвай поедет обратно, не у кого. Меня знобит. Во рту гадость. Мутит. Ещё бы, выпить столько пива и скушать три рыбины.
Боже мой! Уже начало десятого. Ольга Федоровна, наверное, решила, что меня убили. Я слышала, что в Ленинграде был такой случай. Девушку изнасиловали и убили.
Сижу в вагоне. Жду. Чего делать-то? Опять задремала.
– Девушка, – теребит меня мужчина, – ты не спи больше. На какой остановке тебе выходить?
Я сказала.
– Разбужу. – Добрый дядя.
Так я попыталась встать на комсомольский учет. Что же, мой второй рабочий день прошел очень даже продуктивно. Одно плохо, Ольга Федоровна сделала мне такой втык, что я даже всплакнула. Как же иначе, если тебя обзывают девкой и дурой.
Зато Петя был особенно хорош.
– Ты, Ирина, искришься, как бенгальский огонь, – это он сказал после того, как он же буквально искусал мои губы. Невольно заверещишь. Хорошо, что в это время по телевизору передавали «Адъютанта его превосходительства» и все его смотрели.
Утром в среду я встала раньше всех. Не хотела, чтобы опять Ольга Федоровна ругала меня. Тихо-тихо умылась, попила холодного чаю с такой же холодной котлетой и вышла из дома.
Как хорошо утром! Прогремел первый трамвай. Прошла квартал и никого, кроме дворника, не встретила. Проехала поливочная машина. И тут я начала петь. Эту песню часто пела мама: «На дальней станции сойду. Трава по пояс. И хорошо с былым наедине бродить в полях, ничем не беспокоясь».
Не успела перейти ко второму куплету, как меня окликнули.
– Девушка, – не буду же переубеждать раннего прохожего, – поешь ты хорошо, но так всех разбудишь.
Оглянулась. На другой стороне стоит у ограды милиционер.
– Арестуете? – Мне весело.
– Если бы ты пела после десяти вечера, то попала бы под закон, – он пошел ко мне. – Вот какая закавыка, – подошел и встал рядом, – в том законе ничего не сказано об утре.
Стоит так близко, что я чую его дыхание. Пахнет чем-то свежим, мятным. Определенно, почистил зубы мятной пастой. Девушка я отчаянная, и мне сегодня утром радостно отчего-то.
– Мятной пастой зубы чистили, товарищ милиционер?
– Не угадала. Конфетку мятную пососал. Хочешь?
Мне бы чего существеннее, но соглашаюсь.
– Приезжая? – Как они, милиционеры, определяют, кто местный, а кто приезжий, не знаю, но вру.
– Ленинградка я.
– Родители выгнали?
– Сама ушла. Достали своими нравоучениями. Я не девочка. Работаю.
– От родителей убегать нельзя. Давай я тебя провожу. Смену сдал и теперь могу погулять. Тебе далеко?
– Вы мне настоящий допрос устроили. Мне на Невский проспект надо.
– Мне, правда, в другую сторону, но дома меня никто не ждёт. – Он что, думает, я его пожалею? – Была девушка…
– Я слушаю. Человек – надо же высказаться. Чем я хуже попа.
– Ушла от меня к моему товарищу. – Тут я не сдержалась:
– Что же это за товарищ такой?
– Хороший товарищ. Погиб он скоро.
– Извини, – что ещё сказать-то?
– Ничего. Врешь ты, что ленинградка. Моё начальство обо мне так и говорит: ты, говорит, настоящий рентген.
– Ну, соврала. Из Жданова я.
– То-то же. Выходит, ты землячка Жданова. – И он о том же.
– Кто такой этот ваш Жданов?
– Ты что, историю партии в школе не проходила?
– У нас история СССР была. Я пятерку имею.
– Пятерку получила, а Жданова не знаешь. – Он что, обиделся за этого Жданова? – Он у нас был самым большим начальником во время войны.
Мне это как-то по фигу. Все равно люди мерли от голода.
Мы уже подошли к Кировскому мосту. Переходим его, и опять я вижу лодки на воде. Самое время спросить, что они там ловят.
– Это рыбаки ловят миногу. Деликатес. Ела когда-нибудь?
– Откуда? У нас на Азове другая рыба.
– Я страсть как уважаю эту рыбу. Вернее, это не рыба даже.
– А что же? – Мне все интересно.
– Круглоротики. Маринованные хороши под водочку. – Я начинаю думать, что в Ленинграде все алкоголики.
– Милиционер – и пьяница.
– Шутишь? На Руси так повелось. Запамятовал, при каком царе, но водку в работный народ вбивали палками. У нас в отделении с этим делом строго. Наш начальник из молокан. Сам не пьет и другим не дает. Я малопьющий.