Встречи на ветру
Шрифт:
Первый раз в жизни я писала эти документы. Сколько раз мне придется ещё проходить эту процедуру.
В цех я вернулась за пять минут до обеденного перерыва. Есть не хотелось, и я пошла за проходную. Внутри меня разыгрался все тот же чёртик: «Ага, – говорил он, – скоро ты сменишь свою клетушку на кабинет, станешь начальницей, не этого ли ты добивалась? Выпей за это».
Жарища невероятная – передо мной кафе-мороженое. То самое.
Бокал сухого вина и сто пятьдесят граммов мороженого были как нельзя кстати.
На завод вернулась в прекрасном
Подошло время спуститься с небес на землю – пойти на участок и проверить ход работ. Сарафанное радио сработало.
– Ирина Анатольевна, Вы от нас уходите? – спрашивает наша передовик производства.
– Тебе откуда это известно? – говорю строго, а самой приятно.
– Так об этом с утра говорили в раздевалке. Вчера в цех приходили из парткома и долго с начальником цеха говорили.
– Подслушивали?
– А чего подслушивать, если Пал Палыч так кричал, что во всем цеху было слышно. Кричал, что лучших работников забирает, что ему не с кем будет работать.
От кого-то я слышала такое выражение – Ленинград город маленький, но большая деревня. Я бы сказала, что наш завод – это изба в деревне. Ничего не ответила я нашему ударнику Соцтруда. Сама же была слегка удивлена: как так, начальник, который на планерках постоянно меня ругал, сказал такое обо мне? Не с кем будет работать. Делаю вывод: именно такие ершистые люди дороже тихонь.
Разговор с Николаем Арсеньевичем состоялся у меня в пятницу. Впереди два выходных дня, один из которых я намеревалась провести в домашних хлопотах, а в воскресенье меня пригласил за город Павел Иванович: «Отвезу тебя на моей "копейке" куда-нибудь на берег залива, позагораешь, поплескаешься в Маркизовой луже, а я обязуюсь приготовить шашлык».
Как часто бывает в Ленинграде, с утра стояла дикая жара и духота, а в четыре вечера, когда мы вышли с территории завода, небо затянули тучи и пошел дождь. Хоть какое-то облегчение. Зонтов в те годы народ практически не имел, и все, кто вышел вместе со мной за проходную, сразу вымокли. Побежали по улице Скороходова, стремясь найти хоть какой-нибудь козырек. Я укрылась в подъезде жилого дома, следом – как бы вы думали – кто? – он самый, Николай Арсеньевич.
– Люблю дождь, – с этих слов начал он. – Вообще, люблю стихию. – Я его ни о чем не спрашиваю, а он продолжает:
– Если бы я не поступил в ЛИТМО, то пошел бы в Мореходку. Ты на море была?
– Плохо Вы изучали мое личное дело, товарищ председатель профкома. Я с Азова.
– Вот черт, точно. Как это я позабыл? Отец твой в порту работал. Правильно?
– Правильно. – Дождь как начался неожиданно, так и прекратился. – Мне пора.
– Давай провожу?
– Что люди скажут? Вы человек женатый, на виду, и тут в провожатые подрядился. Я женщина свободная, мне-то что.
– Заботишься
Если пользоваться общественным транспортом, то до общежития можно доехать за тридцать – тридцать пять минут. Пешком можно дойти за час. Это если идти нога за ногу.
Мы так и пошли. Прошли улицу Скороходова, повернули на Кировский проспект. Идем, а он молчит. С мыслями собирается? А может быть, желание поговорить пропало или это был лишь предлог?
Дошли до известной мне столовой «Белые ночи». Думаю: «Сейчас предложит зайти». Невольно усмехнулась.
– Чего смеёшься? Думаешь, вот старый дурак, решил приударить? Не лишено. – «А он ничего мужик», – думаю.
– Мне сорок три года, медики говорят, что это у мужчин критический возраст, и, если он не найдет выхода эмоциям, то вероятен инфаркт.
– Выходит, я для Вас что-то вроде лекарства?
– Выходит. – Он до бесстыдства откровенен. – Учти одно, это тоже медицинский факт: если женщина не расположена к флирту, то, как мужик ни вертись вокруг неё, ни черта у него не получится.
Что за напасть: все мужчины, что ухаживают за мной, старше меня. Двое женатики. Аркадий развелся, но говорит, что их развод был предрешен до встречи со мной. Этот тоже женатик. Упаси боже, чтобы и он надумал уйти из семьи. Столовую прошли, перешли к кинотеатру «Арc». «Пригласил бы в кино». Но он о другом:
– Вот о чем я с тобой хотел поговорить. Меня прочат в облсовпроф, начальником отдела. Не завтра, но к новому году определенно. За это время я должен подготовить себе замену. Лучшей чем ты кандидатуры нет. Так что с места в карьер, Ирочка.
Тут он обнял меня за плечи. От смущения я ляпнула – такое со мной бывает:
– Уже начали?
– Юмористка. – Руку снял.
Дальше до Каменноостровского моста мы шли молча, более того, на некотором отдалении друг от друга, как будто вовсе не знакомые люди.
Каменный остров я люблю, да нет времени там погулять. Тут решила: предложу Николаю Арсеньевичу пройтись.
– Можно, – отвечает он грустно. – Погода благоприятствует.
Теперь я взяла его под руку – не отдернул, а легонько пожал. Знак примирения? Пусть так. Мы пошли по одной из аллей парка. Тут как загородом, воздух свеж, птицы щебечут, пахнет влажной листвой, хорошо бы присесть. Устала я за этот день.
– Тут даже скамеек нет, – угадал мое желание Николай Арсеньевич. – Я что-то устал.
– У дураков мысли сходятся, – опять я ляпнула что-то непотребное.
– Определенно, ты мне нравишься. С учебой у тебя как? Займешь место моего зама, времени на учебу мало останется. Сдюжишь?
– Сдюжу, – не стану же я говорить ему, что у меня есть знакомая, которая учится там же, но двумя курсами старше.
– Гляди, там скамья, присядем?
Скамейка стояла под толстым деревом, дубом, вокруг него желтели желуди. Погода такая, что они раньше времени пожелтели.