Встречи на ветру
Шрифт:
Ведет машину Павел уверенно, расчетливо, к перекресткам подъезжает, когда там загорается зеленый свет.
– Водить в городе машину надо с умом. Дураки лихачи рвут с перекрестка, а не видят, что на следующем тоже зеленый, пока приедут, будет красный. Опять стоят. Езжай со скоростью шестьдесят километров и попадешь в зеленую волну.
До общежития мы доехали за тридцать минут. Хорошо бы, чтобы мои подружки увидели, как я возвращаюсь. Чертик тщеславия сидит во мне.
– Тут ты живешь? – В голосе Павла я слышу нотки разочарования.
– Не
– Нравится, не нравится – это не из моего лексикона. Жить в общежитии – дело трудное. Это что-то атавистичное, цивилизация превращает человека все больше в индивидуалиста. Человек стремится отгородиться от мира. Строит заборы, возводит крепости. Сталин отгородился железным занавесом. Некоторые недалекие люди ругают его за это. Но если посмотреть с точки зрения здоровья, я имею в виду моральное здоровье, то такое положение спасает нашу молодежь от разврата западного мира. Да и в экономике налицо выгода. Нам не грозят кризисы.
– Послушайте, товарищ бывший работник прокуратуры, мне ваши лекции ни к чему. Если человек хочет развратиться, как вы говорите, то он любой занавес преодолеет. Свинья грязи найдет.
– То речи мудреца, – он умеет и улыбаться. – А нас наблюдают, вон, в окне на втором этаже.
Точно. Это Тоня и Клеопатра. «Ага, – с каким-то злорадством подумала я, – завидно? А то все – Ирка неудачница. Смотрите, на какой машине меня привезли». Тут мне в голову пришла, по моему мнению, прекрасная мысль – прийти к нам в комнату с Павлом.
– Павел, коли мы приехали ко мне, не зайдете ли? Поглядите, как живут советские рабочие девушки.
– Не осмеливался просить тебя об этом, – улыбается хитро, понимает меня. – Ты сиди, а я выйду и открою тебе дверь. Будет как в американском кино.
Так и поступили. Представляю, какими стали глаза у моих подружек. Не вывалилась бы из орбит. Позже такую сцену я увижу в одном кинофильме. Что ж, режиссер подглядел это в жизни.
Медленно и важно мы с Павлом вошли в дом, так же поднялись на второй этаж и вошли в нашу комнату. Антонина и Клеопатра успели прибрать её и сидели каждая на своей кровати. Настороженные. У меня создалось впечатление, что они ждали чуда.
– Девочки, – говорю я, – познакомьтесь, это Павел. – Павел галантно склонил голову.
– Павел Иванович, если быть точным. Работаю санитаром в морге.
«Зачем он это сказал?» – с сожалением думаю я, а девочки даже подскочили на своих кроватях.
– Очень приятно, – первой пришла в себя Тоня.
– Не лукавьте, девушка. Морг – это не тот театр. Его иногда называют анатомическим театром, но не тот эффект, – Павел Иванович громко рассмеялся. – Чаем напоите нас?
– Это хорошо, что он так сказал – «нас».
Девчонки соскочили с кроватей, засуетились. Я-то знаю, что утром у нас не то, что чаю не было, у нас крошки хлеба не осталось. Надо их выручать,
– Павел Иванович, – вмешиваюсь я, – давайте лучше музыку послушаем.
Как ни глупо это прозвучало, Павел бровью не повел.
– Музыку я люблю. Но под музыку принято в Европе пить вино. Вы настраивайте, а я схожу к машине. У меня там бутылка крымского вина завалялась.
Ушел.
– Ира! – это Тоня. – Где ты была? Кто он? Он что, правда, в морге работает?
– Откуда я знаю. Говорит так, а я не проверяла. А была я в больнице у Аркадия.
– А как же Аркадий? – строго, как мамаша, спрашивает Клеопатра.
– Аркадий болен. А что? Мы все отравилась чем-то. Он сильнее всех.
– Бедняжка. – Клеопатра готова пожалеть даже своего обидчика.
– Никакой он не бедняжка. – В этом я согласна с Тоней.
– Сам притащил черт-те что. Нас отравил и сам отравился.
– Девочки, – говорю я, – а если и Павел сейчас принесет отравленное вино? Мужики – они такие.
– Ну, нет. – Клеопатра готова защитить любого, кто в штанах. – Павел – мужчина солидный. Видели, во что он одет? Такие джинсы у фарцовщиков стоят не меньше моей зарплаты.
– И куртка на нем импортная.
Падки мои подружки на все иноземное. Антонина мечтает о джинсах и кожаной куртке.
Тут в мою голову пришла гениальная мысль – я же люблю шокировать народ: а что, если я предложу Павлу одну золотую монету и попрошу его купить мне джинсы и куртку из лайки? Тут он вернулся.
– Сударыни! – говорит он и протягивает нам две странные бутылки. Таких мы раньше не видали: толстопузенькие и в оплетке. – Вино и музыка – это есть настоящий кайф. – Ну и словечко он выдумал! Не удивлюсь, если он заговорит по-иностранному.
– Из чего пить такое вино надо? – Антонина практична.
– Хорошо бы фужеры, – опять он выпендривается, – но сойдут и стаканы.
– Стаканов у нас в достатке. На заводе стоят автоматы газированной воды, при них этих стаканов полно. Поняли? То-то, – не хочет отставать от подруги Клеопатра.
Павел умело открыл бутылки и так же разлил вино по стаканам.
– Предлагаю выпить за очаровательных представительниц советского рабочего класса.
– Павел, – укоризненно говорит Клеопатра, – а просто за нас, милых женщин, нельзя выпить?
– Sorry. – Я так и знала, что заговорит по-английски. – Everything for you, nice ladies.
– А нельзя ли по-русски? – обиженно говорит Антонина. – Мы университетов не кончали.
Тут я выступила:
– Нечего этим хвастаться. Но и Вы, Павел, должны вести себя культурно. По-моему, неприлично говорить на иностранном языке в компании русских.
– Ты права, Ирина, выпьем просто за вас.
Пьет он красиво.
Скажу откровенно, он мне начинает нравиться. Да, я такая. Не девочка уже. Аркадий тоже ничего себе, но больно занудливый, говорит как по писаному.