Встречи на ветру

Беспалов Николай Алексеевич

Тоня несет в тазу помытую посуду, Клеопатра – кастрюлю, из которой исходил аромат сваренной картошки.

– Аркадий, открывайте шампанское.

Спасибо подружкам, они избавили меня от дальнейших объяснений с Аркадием.

Одним «Советским шампанским» мы не ограничились. У Аркадия была припасена бутылка русской водки «Столичная». Я задала вопрос, почему шипучее вино, которое выдумали французы, называется «Советским», а русская водка – «Столичная», а не тоже «Советская».

– Ирине не наливать, – такая вот реакция у моих подружек на мной заданный

вполне естественный вопрос. Однако и Аркадий решил, что я пьяна и предложил мне лечь и поспать. Тут меня опять посетил чертик, и я сказала, четко выговаривая все буквы:

– Он предлагает мне поспать с ним, а я спать с ним не желаю, я любить его желаю.

Практически на этом для меня наш банкет закончился. Как ни грубы с виду были мои подружки, но такого они перенести не смогли, и вдвоем уложили меня на кровать, а так как наши кровати были сдвинуты в угол, то я оказалась как бы наказана не стоянием, а лежанием в углу.

Что было потом, я, естественно, не знаю, «Советское шампанское», сдобренное русской водкой сыграло с моим организмом страшную шутку. Мое серое мозговое вещество ушло в глубокий, на грани отключки, сон. Сколько я спала, мне неизвестно. Одно было ясно: я проспала свою помолвку.

Когда мои глаза с трудом открылись, в комнате было уже темно – впрочем, в январе темнеет рано, – и стояла невероятная тишина. Не то чтобы совсем тихо, нет, где-то за окном кто-то пел дурным голосом популярную в те годы песенку о черном коте, которому фатально не везет. Слабым тихим голосом я позвала подруг: «Тоня! Клепа!», но ответа не получила. Очень хотелось пить, и я медленно, стараясь не растревожить больную голову, вылезла из-под шерстяного одеяла, озноб охватил меня. «Умираю», – шептала я и пыталась занять вертикальное положение, хотя бы той частью тела, что выше талии. Первая попытка закончилась рвотным позывом. Пришлось вернуться в горизонтальное положение. Голова идет кругом, тело сотрясают судороги озноба. Постепенно начинаю понимать, что это не простое похмелье: опыт есть. Это что-то похуже.

Впала в беспамятство и пришла в себя от того, что мне в лицо кто-то брызгал водой – великая это гадость. Сквозь кожу век ощущаю свет, он режет, он слепит до боли в глазных яблоках.

– Тонька, – голос Клеопатры изменился настолько, что я узнаю его с трудом, – а Ирка, кажется, дала дуба.

Такое заключение меня не могло никак устроить, и я разинула рот и издала рык зверя. Мне вторит Антонина, через секунду наш дуэт переходит в трио, присоединилась Клеопатра.

– Чего орете?! – прерывает этот звериный концерт соседка. – Пожар, что ли?

Первой остановилась Антонина.

– Ирка помирать собралась, но ожила, – более идиотский ответ придумать трудно.

– Как не помереть, – спокойно говорит соседка, – если вы третий день бухаете.

Откричавшись, мы, и я тоже, стали смеяться: истерика.

На следующий день после того, как мы: Тоня, Клеопатра и я, выпили каждый не менее литра воды с клюквой, простите за выражение, проблевались, стали думать, от чего с нами такое случилось.

Выдвигались различные версии, но единогласно пришли к выводу, что Аркадий намешал в водку – в шампанское не подмешаешь же – какую-то отраву.

– Девки, – зашептала Антонина, – он извращенец. Я в газете читала о таких. Подмешивают девушкам отраву, они теряют сознание, а такой гад их насилует.

– Интересно у тебя получается, – возражает Клеопатра, я молчу. Все-таки Аркадий мой приятель. – Он отравил одну Иру, а нам предложил погулять. Он что, дурак полный?

– Ты что, не помнишь, как он на меня посмотрел перед тем, как отвалил? – Мне становится интересно, как это мой женишок поглядел на мою подружку.

– Попрошу подробнее с этого места, – говорю и встаю со стула.

– Как-как? – заволновалась Антонина. – Как кобель на суку. Вот как. Мужики все одинаковы. Им покажи ножку, они готовы под юбку залезть.

– А ты не показывай. – Я опять села, все-таки отравление действует ещё.

– Мне чего, в портках ходить?

Наш спор прервал стук в дверь.

– Ага! – то ли злорадно, то ли радостно сказала Тоня. – Наш отравитель явился. Входи! Не заперто.

Вошел мужчина, милиционер, но не Аркадий. И сразу с порога:

– Кто тут Тиунова Ирина?

Девчонки разом на меня пальцами.

– Вот она! – Глаза вылупили, ждут, что дальше будет.

– Собирайтесь, товарищ Тиунова.

Девочки аж подпрыгнули, и Тоня не удержалась:

– Товарищ милиционер, а за что Ирину?

– Все вы так, – как бы обиделся милиционер, – если милиция, то обязательно какое-то преступление. Товарища Тиунову ждет один наш товарищ.

– Чего сам этот ваш товарищ не пришел? – не отстает Тоня.

– Не вашего ума дело. Значит так надо. Товарищ Тиунова, машина ждет внизу, поторопитесь. – Ушел.

– Это он, – говорит Клеопатра, – твой Аркадий. Сам прийти постеснялся, милиционера прислал.

Подружки помогли мне собраться и проводили до выхода. Выходить на мороз не захотели и наблюдали за мной из-за стекла. Машина с синей полосой по борту и надписью «Ленинское УВД» стояла прямо у крыльца общежития. Тот милиционер, что приходил к нам, сел впереди, а мне предложил сесть позади.

– Трогай, – приказал шофёру, и мы поехали. Куда? Зачем? Оттуда мне знать.

Едем быстро, иногда нарушая правила. В машине тепло, и меня потянуло в сон. Задремала и очнулась тогда, когда пахнуло холодом.

– Приехали, вылезайте. – Сам не выходит.

– Куда идти? – я сержусь.

– Видишь, женщина в халате стоит? Она тебя проводит. Иду уж. Некогда мне.

Улица, куда мы приехали, мне незнакома. На тротуарах сугробы, с крыш свисают сосульки. «Что за медвежий угол», – думаю я, а женщина уже подходит ко мне.

– Ирина?

– Ирина, – отвечаю и вдыхаю больничный запах. Хлорка и ещё что-то.

– Иди за мной, – командует и идет к двери, над которой надпись «Приемный покой». Точно, больница. У меня ёкнуло. «Аркадий заболел». Учти, тут инфекционная больница, ничего руками не лапай.