Встречи на ветру
Шрифт:
– Их и спросите, – в этот момент я решила, что учиться в этом институте не буду и потому говорю достаточно грубо.
– Боевая. – Женщина отпирает дверь. – Проходи. Будем говорить. – До этого мы с ней не говорили?
В маленькой комнате из мебели стол и два стула. Женщина заняла один и кивком головы предложила мне занять второй.
– Давай твое ходатайство.
Я положила на стол свою бумаженцию.
– Ты деревенская? – Женщина двумя пальцами взяла бумагу.
– Городская я, из города Жданов. Это подруга моя из деревни от мамы сало получила.
Как
– Кроме этой, – опять смех, – обертки от сала у тебя что-нибудь есть?
– А что надо?
– С виду ты не ребенок, а вопросы задаешь детские. Требуется аттестат зрелости, паспорт, – и тут паспорт, как на лодочной станции, – шесть фотографий три на четыре. Так есть? – спрашивает, совсем как в кино «Оптимистическая трагедия» комиссарша в кожанке.
– Нет, – отвечаю, а самой так стыдно. Она права, я настоящий ребенок. Тут ведь такой же вуз, а я решила, что одного ходатайства будет достаточно.
– Эту бумажку, – она улыбается, – я у тебя приму. Ты же послезавтра довези то, что я тебе сказала. Учти, допоздна я тут сидеть не намерена. Скажешь своему начальству, что у нас свои порядки и им надо подчиняться. Как нас учит партия?
– Партия нас учит, – перебиваю я её, – тому, что молодежь должна овладевать знаниями.
– Молодец! Далеко пойдешь.
Хотела сказать ей, что я это знаю, но сдержалась.
Вышла из серого дома, а на душе светло. Так вот бывает, сначала думаешь, что перед тобой зверь какой, а не человек, а поговоришь, оказывается душевный это человек. Эх, хорошо бы сейчас чего-нибудь покушать, да и выпить. Я алкоголик? Ни черта подобного! Просто у меня настроение такое. Пройдет немного времени, и я пойму, что настроение – это удел слабовольных людей. Давить надо в зародыше всякие эти настроения.
Этот район города мне незнаком, но сказано же: язык до Киева доведет. Выбрала из толпы симпатичную физиономию и спрашиваю. Вежливо спрашиваю.
– Скажите, пожалуйста, где тут рядом я смогла бы перекусить?
– Точнее, гражданка: тут или рядом? И что для вас значит перекусить? – Попался мне зануда. А с виду нормальный мужчина. Не спущу.
– И тут, и рядом, а перекусить, по-моему, – это такой процесс, когда человек жует чего-нибудь съестное. Так где тут рядом можно перекусить?
– Споемся, – мужчина рад ответу. – Перекусить тут рядом можно в двух местах. Если Вы обладаете резервом времени, то предложу ресторан вокзала. Если торопитесь, то буфет того же вокзала. Отмечу, однако, что в ресторане вам подадут приготовленный из говядины одного из областных совхозов бефстроганов с жареной картошкой сорта, выведенного советским картофелеводом товарищем Бахтеевым, хорошо районированного и потому не подверженного фитофторе.
– Вы кто? – задаю вопрос и продолжаю идти в сторону площади Ленина. – Гурман или агроном?
– Ни то, ни другое, товарищ. Я обыкновенный станочник-универсал. Тружусь на объединении «Арсенал», награжден Орденом Ленина, а сейчас представлен к званию Героя Социалистического труда.
Я чувствую, как мои глаза
– Дома я жене не позволяю подойти к плите. Если только яйцо всмятку сварить. Даже обычную кашу из гречи надо уметь варить. Если вы не сочтете мое предложение неприличным, то я приглашаю вас откушать со мной бефстроганова. Я угощаю.
– А как же жена?
– Жена с дочерью отдыхают в Сочи. Лето же. Самому себе я готовить не люблю. Не тот мажор. – Я продолжаю удивляться. – Не слышу ответа. – Я начинаю быстро кивать головой. Мне не так хочется покушать задарма мяса, как хочется послушать этого человека. Везет мне на разные встречи. В Жданове еврей, что работал с Косиором, в Ленинграде другой еврей, занимавшейся подделкой шедевров живописи, уголовник тоже в их ряду. Теперь вот орденоносец-станочник.
– Тогда я должен представиться, – он приостановился и склонил голову, – Виктор Лукин. – Я ответила соответственно. – Теперь мы знакомы, Ирина. Вы учитесь, работаете?
Когда я сказала, кем и где я работаю, Виктор удовлетворенно хмыкнул.
– Наша косточка.
В ресторане Виктора встретили как старого знакомого. Официантка отвела нас к столику у окна. В него мне были видны ноги прохожих, и урна на углу.
– Да, тут почти как в кабаке, но ты туда не смотри, – Виктор перешел на «ты» и этим поставил меня в неудобное положение. Он значительно старше меня, да и его положение не позволяло мне тыкать ему.
Официантка принесла графинчик с водкой, бутылку «Боржоми» и две порции селедки с луком и отварной картошкой. Я поняла: тут запросы будущего Героя Соцтруда знают досконально. Меня это забавляло: никогда раньше я не ела в обществе элиты рабочего класса. Интересно, а как кушают партийные начальники? Они тоже не делают заказа официантам?
Знала бы я тогда, что через десять лет я сама буду вот так обедать в столовой Облсовпрофа и мне официантка будет, не задавая вопросов, приносить закуску и все остальное, и моё меню будет варьироваться в зависимости от дня недели.
В процессе нашей трапезы Виктор рассказал мне о своем участии в съезде партии, о том, как их принимали в министерстве, какие подарки и как кормили. Все это он говорил без хвастовства, как о чем-то само собой разумеющееся. А я все больше проникалась уважением к этому человеку и одновременно своей значимостью, своей не последней ролью в обществе. Я же тоже рабочая.
Заканчивали мы уже ужин мороженым и кофе.
– Я провожу тебя.
Вот так, без каких либо колебаний. Не то, что Яша. Я согласно киваю головой. Вообще, с этим человеком я веду себя, как ребенок: что он скажет, я соглашаюсь. Когда же Виктор повел меня к стоянке таски, я была просто сражена. Отсюда до нашего общежития ехать ой как долго. И сколько это будет стоить?
В «Волге» новой модели пахло краской и ещё чем-то заводским. Шофер оказался человеком словоохотливым и тут же завил, что ему эту новую машину дали потому, что он передовик.