Встречи на ветру
Шрифт:
Дядя Федя прервал этот похожий на птичий базар гомон.
– Граждане, – ударение на втором слоге, – пива один танк, так что отпускать буду не более трех литров в одни руки.
А у меня трехлитровая банка и полуторалитровый чайник. Дядя Федя подмигнул: не боись, мол, тебе отпущу. Бич выпил купленную мною большую кружку пива, плеснув в неё водки, пожелал мне хорошего жениха и вызвался проводить меня. Так, в компании с ним, я вернулась к общежитию. Не знала я, что мои подружки в этот момент смотрели в окошко, жадно высматривая, не иду ли я. Из общежития доносится музыка композитора Пахмутовой и голоса девичьи: «Светит незнакомая звезда. Снова мы оторваны от дома» и
– Ира! – кричит Тоня. Мне окончательно становится ясно, что мои подружки обошлись без меня. – Беги к нам и своего кавалера прихвати.
Бич стоит позади, и мне его не видно. Однако по возгласам девочек я понимаю, что он за моей спиной что-то вытворяет, так подруги заливаются хохотом. Невольно оборачиваюсь. Вот гад, этот алкаш пристроился за тополем и писает. Ни стыда, ни совести.
Дать бы ему по его тощему заду пинка, да пачкаться не хочется.
– Мадемуазель, – он ещё улыбается, – в Древнем Риме отравление естественных потребностей прилюдно не считалось позорным. А тут, как вы видите, нет общественного туалета.
– Откуда мне знать, что было в Риме, – честно говоря, мне тоже стало смешно, больно он неказист и беззащитен, – но у нас в СССР за это можно пятнадцать суток получить.
– Буду премного благодарен, если вы посодействуете мне примкнуть к достославным рядам декабристов. – Да он полоумный! При чем здесь декабристы? – Вижу, вы в недоумении. Я имею в виду не тех, кто вывел солдат на Сенатскую площадь. Наше правительство, слава ему, издало указ об административных нарушениях в декабре.
Меня опять зовут подруги.
– Идите, мадемуазель, вас ждут. – Неуверенно развернулся и пошел шатающейся походкой. В тот момент я посмотрела ему вслед с жалостью. Знала бы я, что через час его обнаружат за контейнером с мусором с проломленной головой. А если бы знала, так что? Не стала бы его стыдить?
Пиво мы выпили, и мои соседки завалилась спать. И это жизнь? Ну, уж нет. Достала отцовскую тетрадь и стала читать. Пишет мой папа о событиях вроде бы обыденных, но мне очень интересно. Год 1956-й. «В Москве, – пишет он, – настоящая борьба за власть. Нам об этом, конечно, не говорят, но я-то умею читать между строк. Хрущев рвется к единоличной власти. Уничтожил Берию, а теперь ему мешают его же соратники по партии. Развенчал культ Сталина и торопится создать свой. Что же это выходит? Россия не может жить без царя. Впрочем, стремление иметь над собой хозяина (слово «хозяин» отец подчеркнул волнистой линией) присутствует везде. Даже у нас в порту докеры, крановщицы, прочий рабочий народ готов смотреть в рот начальнику. Дома все в порядке вещей. Ирина приносит из школы то пятерки, а то и тройки. Супруга сердится, но я считаю, нельзя ребенка только ругать. Надо больше хвалить. У О. был два раза». Стоп. Кто скрывается под этой буквой «О»? Ответ напрашивается сам собой: это папина любовница. Интересно бы узнать о ней побольше. Сколько времени прошло! Да не так и много. Четырнадцать лет. Предположим, ей тогда было лет двадцать пять, это на два года больше, чем мне сейчас. Сорок лет – для женщины возраст, конечно, приличный. Но это как она жила. Если была рабочей в порту, то там скоро состаришься. Если она служащая или ИТР, то при надлежащем уходе можно сохранить и фигуру, и лицо. Правда, у нас в Жданове нет таких, как в Ленинграде, парфюмерных магазинов. Это тут один магазин женской косметики на углу Невского и Литейного проспектов чего стоит. Цены тоже там многого стоят. Ничего-то я не знаю об отце. Домой придет,
Читать дальше дневник папы мне не дали соседки. Проснулись-таки.
– Ой, девчонки, – Тоня потянулась всем своим большим телом, – как жрать хочется.
Наша царица Клеопатра думает о другом.
– Мужика бы. – Это её позыв к жизни.
– Не жравши и мужика не примешь, как следует.
Тоня права. Я тоже на голодный желудок заниматься любовью не могу. Начнешь, к примеру, его целовать, а в животе бурчание. Какая тут любовь. После короткого совещания было принято решение ничего дома не готовить, а пойти в пельменную. Сытно и недорого.
Встал вопрос, во что одеться. Дело в том, что на прошлой неделе к нам на завод приезжал выездной магазин верхней одежды. Мужчинам все равно, одинаково ли они одеты, а нам одеться в одинаковые платья – все равно, что голыми на люди выйти. Тоня и я купили тогда, ненароком, по платью одной расцветки и фасона. Решили и тут разыграть, кто наденет обновку. И опять выпало, что в новом платье пойдет Тоня. Я не расстраиваюсь, у меня юбка красивая и блуза есть.
Как ни шагай, а мимо пивного ларька не пройдешь. Идем спокойно: я же сказала, что пива у дяди Феди мало.
– Смотрите, девочки, – говорит Клеопатра, – у дяди Феди народ. Выходит, не так мало пива было. – Это она ставит под сомнение мои слова?
– Пошли к ларьку. – Развернулась и пошла. Слышу, и подружки идут. Не потреплю, чтобы меня подозревали во лжи.
Народ в очереди на нас смотрит. Эка невидаль, за пивом идут молодые женщины.
– Мужики, – один из тех, кто стоит в конце очереди, – пропустите дам. Не видите, у них трубы горят.
– Молодым везде у нас дорога, – это другой из очереди. – А молодым девушкам тем более.
Так мы оказались первыми в очереди.
– Дядя Федя, – громко говорю я, – а Вы говорили, что пива один танк.
– А! – радостно отвечает дядя Федя. – Так довезли же ж. У Степана газу нет, вот его пайку мне и передали.
– Слышала? – это я Клеопатре.
Выпили по кружке пива и хотели уходить, но тут какой-то мужичок в сандалиях на босу ногу и в футболке в сеточку прибежал.
– Мужики, там… – руками машет, а сказать не может, – там…
– Да говори уж, что там?
– Петьку убили.
Судя по тому, как отреагировала очередь, этот Петька был им хорошо известен. Скоро и я поняла, что знакома с Петькой. Это был тот бич, что провожал меня до общежития.
Федя запер ларек и возглавил шествие. Мы тоже примкнули к нему. Хлеба и зрелищ! Жив лозунг Древнего Рима. Жидкий хлеб мы получили, теперь жаждем зрелища.
Обогнув мусорный контейнер, при этом подняв в воздух стаю ворон, мы натолкнулись на человеческое тело, лежащее на животе, с неестественно вывернутой головой, из которой продолжала сочиться кровь. Рядом валялись какие-то бумаги и пустая бутылка из-под портвейна «Солнцедар». Убойной силы напиток.
– Мужики, – говорит дядя Федя, – надо милицию звать. Дело пахнет керосином.
– Девочки, – шепчет Клеопатра, – это тот мужик, с которым Ира пришла.
Говорит так, как будто я виновата, что теперь он лежит с проломленной головой. Я вообще замечаю, что она ко мне испытывает потаенную злобу. Она мне завидует. Вот и с этой бумажкой во ВТУЗ. Почему председатель профкома выбрал меня, а не её?
– Точно, – отвечаю, – пока вы спали, я сбегала сюда и долбанула мужика по голове кирпичом.