Встречи с амурским тигром
Шрифт:
Однажды я, нагнувшись с котелком к речушке, услышал, как совсем недалеко за спиною глухо лопнула ветка под явно тяжелой лапой, и в нос ударил крепкий тигриный дух. Я, покорный судьбе, втянул голову в плечи, и от жути мой рассудок помутился…
Знал я, что амурский тигр на людей без причин не нападает, хотя всегда опасен, да что может поделать это знание с мощью психического воздействия всесильного владыки уссурийской тайги…
Но занемела поясница, затекли ноги… А оставался я живым… И распрямился… И обернулся… И никого не увидал, не услышал, не учуял… Подумал: «Может быть, показалось?» Пошел, посмотрел и обнаружил всего в десятке шагов только что примятую траву и совсем свежую «колбасу» тигриного «автографа», положенную, наверное, в знак полного презрения к столь слабому двуногому существу, вся сила которого лишь в оружии.
Потом, успокаиваясь, с крепко стиснутым в руках котелком, я думал: «Каким же трусливым показался я в те мгновения этому полосатому совершенству! Каким глупым и слабым существом, лишенным и зрения, и слуха, и обоняния, а главное — того особого интуитивного чутья, без которого на вольных просторах делать нечего».
Через несколько дней пошел я в недалекий распадок с девственным лесом попытать счастья в поисках женьшеня. Шагаю беспечно звериной тропой, рассматриваю плечистые пышноволосые кедры, этакими могучими атлантами подпирающие знойное небо, красивыми рослыми березами-кариатидами в желтых пушистых чулках и зеленых платьях любуюсь. И мелкую узорчатую поросль папоротников затаенно разглядываю, мечтая заметить в ней ярко-красный кулачок ягод знаменитого корня жизни… Птицы щебечут, бурундуки посвистывают, белки прыгают, гудят комары. Струйки пота стекают со лба, взмокшая рубашка липнет к спине…
Справа, в метрах десяти, увидел черноту громадного шатра вывернутых корней кедра, и только подумал, что сотни четыре лет, или даже пять, посчастливилось прожить патриарху этих джунглей, как рядом с ним в полном безветрии подозрительно вздрогнула елочка-подросток… И еще раз качнулась… Я остановился — и деревцо замерло… Зашагал ускоренно дальше, пребывая в интуитивной уверенности, что совсем рядом прошел мимо тигра…
На обратном пути по этой же тропе вечерним часом усилиями воли и рассудка я скрутил в бараний рог свой страх и осторожно завернул к тому черному шатру корней свалившегося гиганта. Земля под его наклоненным козырьком была густо истоптана свежими следами тигрицы и двух рослых тигрят примерно полугодового возраста. А у той елочки, которая тогда качнулась, оказалась лежка взрослого зверя, явно за мной следившего.
Я живо представил, как затаившаяся здесь мать тигриного семейства внимательно и спокойно на меня взирает, и в ее пронзительных глазах было ко мне одно лишь высокомерное презрение, на что, думаю, оснований у нее было предостаточно.
Как профессионал я знал, что эта тигрица наблюдала за мной без злого умысла, и не столько из любопытства, сколько оберегая детей своих. Следила если и не ежедневно, то, во всяком случае, частенько. Не сомневался я и в том, что, не ведая того, не единожды проходил на расстоянии двух-трех ее возможных молниеносных прыжков, и каждый раз удивлял ее беспечностью, неосторожностью и легкомыслием.
Глядя, как я плетусь по лесу, обходя, а не перепрыгивая, валежины, как опускаюсь на четвереньки на крутом подъеме, как неумело, качаясь и оскальзываясь, перехожу речку, как совершенно беспечно и беззащитно разваливаюсь в траве или в тени дерева на отдых, она наверняка думала, что отпустила меня мать моя, освободив от родительской учебы и опеки, слишком рано, не обучив как следует премудростям самостоятельной таежной жизни.
Думаю, что только из полного пренебрежения ко мне эта тигрица в те часы, пока высматривал я красный кулачок женьшеня в зеленом лесном разливе, еще раз пришла к моей избушке и перед входом в нее оставила свидетельства презрения к моей персоне. А может быть, тем самым и предупредила: мол, способна придавить в любой момент, да строго соблюдает договор о ненападении, чего и от меня требует.
Полосатый забавляется
Мой давний друг Петя Остапенко, геолог по профессии, поведал как-то свою историю о таежном «свидании» с амурским тигром. Она меня не поразила, не удивила и не побудила к сомнениям, но запечатлелась в памяти так крепко, будто я и сейчас слышу голос друга, его спокойный и обстоятельный рассказ.
— Мне надо было взять пробы грунта и воды с большого природного солонца на Бикине. Заночевал я в зимовьюшке, что было в пяти километрах, а на солонец пришел еще до полудня. Побродил вокруг, поудивлялся, как много на него всякого зверя ходит. Представляешь, выеден в земле котлован в человеческий рост и в полгектара площадью. Тропы к нему со всех сторон наторены почти по колено. А следов, свежих и всяких, полным-полно. На окраине поляны, примыкавшей к карьеру, была устроена сидьба. На ясене. Толстое такое дерево, площадка из жердей в развилке кроны метрах в двенадцати над землей, а по стволу палки поперечно набиты, чтоб залезать.
По всему видно было, что и промысловый люд на этот солонец ходит, а раз так, должна быть где-нибудь недалеко избушка. Осмотрелся, подумал и решил: будь я охотником, соорудил бы ее вон в том ельнике по ключу, метрах в трехстах. Не поленился сходить туда и действительно нашел там такую полуземлянку, хитро и старательно устроенную в косогоре. Нары, столик, печурка… Оконце в газетную четвертушку. Всякие охотничьи принадлежности развешаны и разбросаны. Котелок, кастрюля, чайник, по паре мисок, ложек и кружек. Сухо, прохладно. А день был жаркий и душный, я вспотел, устал и, понятно, присел отдохнуть, потом прилег и незаметно задремал…
За пробами пошел часа через полтора. Отправился налегке, оставив в избушке и рюкзак, и ружье. После отдыха благостно было на душе и легко. Шагаю по тропе и легкомысленно посвистываю… А когда стал проходить поляну, из-под ветерка справа в нос мне шибанул резкий такой дух, звериный. Привык я к обычным лесным запахам из хвои, смолы, листьев всяких, трав и цветов, а тут… Повернул голову и остолбенел: в каком-нибудь десятке метров, не дальше, сидит по-собачьи тигриная громадина и глазеет на меня с любопытством. У тебя когда-нибудь кровь в жилах леденела? Коленки тряслись? Волосы на голове вставали дыбом? Значит, нет надобности пояснять, что бывает при страхе.
Повернул голову и остолбенел: в каком-нибудь десятке метров, не дальше, сидит по-собачьи тигриная громадина и глазеет на меня с любопытством
Ну, думаю, вот и мой смертный час настал. Все. Хана. И костей не найдут. А тут еще как зевнул этот зверина, как раскрыл пасть свою розовую и клыкастую, как шамкнул челюстями, так сердце мое и замерло, и ноги совсем подкосились. А сам с перепугу о чем попало думаю. Удивляюсь: белый-то какой тигр, скажи кому — засмеют. Это потом я узнал, что у него низ тела белый, а повернут он был ко мне как раз брюхом… Усищи такие жесткие и растопыренные, да вздрагивают, как будто ухмыляется, наглец, над моим страхом.
Но тут я обратил внимание, что моргает зверь спокойно и даже лениво. Значит, думаю, не во зле хищник. Хотел бы задавить меня — уже испустил бы я дух свой. Стало быть, есть у меня серьезные шансы на спасение. И оглянулся вокруг в поисках тех самых шансов.
До ясеня с сидьбой метров двадцать было, вот я к нему и попятился. Тихонечко так. Соображаю, что от хищника бегать опасно. А тигр сразу уловил, что я удирать собрался, и совсем, гад, залюбопытничал, даже пасть приоткрыл от интереса. Видно, тоже впервые ему приходилось разглядывать человека в такой близи… Отошел я метров на десять, а он встал — и за мной. Словно подкрадывается. Голову ко мне вытянул, шагает медленно и плавно, а то постоит с приподнятой передней лапой, как легавая на стойке, потом опустит ее осторожно, будто на битые бутылки у заброшенных таежных баз. А я все задним ходом… Когда добрался до ясеня — влез на него, как обезьяна, оглядываясь на супостата через плечо. А тот несколькими игривыми прыжками подскочил и наблюдает, как я карабкаюсь. Удивленно так смотрит, дескать, что за невидаль, с чего это двуногий так ретиво по деревьям лазает?