Встречи с амурским тигром
Шрифт:
К сожалению, теперь у него не находилось сил, иначе было бы забавно наблюдать за этими двуногими, шут знает по какому праву именующими себя царями всей Земли.
Он различил рядом с собою явно главного человека, державшего в руках ружье, черный зрачок которого застыл на расстоянии вытянутой лапы от его лба. С юных лет он хорошо знал, что из этого зрачка вылетает мгновенная всесокрушающая смерть, и холодея, спросил у себя: «Неужели прикончат? И так позорно? Без честного боя на равных? Скольких людей мог я задавить, но ведь ни единого не тронул… Или договор о взаимном ненападении ими ни с того ни с сего расторгнут?..»
Человека Меченый знал не хуже своих соплеменников, в чем был уверен. Он всю жизнь соблюдал в отношениях
Ту первую давнюю конфликтную стычку с недоброжелательным существом он и теперь помнил, хотя уже приходилось напрягать память, извлекая из нее события былого, как то и дело обрывающуюся полуистлевшую лиану… Он атаковал свиной табун, приглядев жирную, не старую еще чушку. Уверенно настигнув ее в три прыжка, он сбил обреченную, прикусил за самое «успокаивающее» добычу место на шее сразу за головою, умеряя из последних сил и свою дрожь возбуждения, и отчаянное сопротивление несчастной.
И вдруг на него выпер секач. Один из тех вечно хмурых могучих вепрей, которых любой уважающий себя тигр старается благоразумно обходить стороной. Сам он и в те горячие секунды не тронул бы его, однако возбужденный любовной страстью секач сам ринулся в бой. То сражение было жестоким и тяжким, немало в нем пролилось крови, еще больше шерсти было выдрано, однако победителя не оказалось. В очередной раз разойдясь и переводя разорванное дыхание, нацеливаясь на новый бросок, неприятели все плотнее вдавливались в снег… И остывали… И разошлись, не чувствуя себя побежденными.
To сражение было жестоким и тяжким, немало в нем пролилось крови, еще больше шерсти было выдрано, однако победителя не оказалось
Меченому тогда для выравнивания дыхания и успокоения потребовался час. Погибельных ран не оказалось, кровоточащие он зализал. Важнее было запомнить очередной урок: с секачами равного с твоим роста не только не связывайся сам, но избегай их, даже уходи открыто, но с гордо поднятой головой владыки не просто отважного, но и рассудительного. Осторожность — не трусость, а безрассудная храбрость — удел скудоумных спесивых гордецов, век которых краток. Этому его тоже учила мать, когда в нем царственного гонора уже было полно, а вот опыта — никакого.
Рассуждая таким образом, шел Меченый по неровному красному следу неуспокоенной, вставшей на трясущиеся ноги чушки, не сомневаясь в том, что далеко она не уйдет. Но нежданно-негаданно вышел на этот след двуногий охотник, потоптался возле него и рванул вдогон просящейся в руки почти дармовой добычи. И вот уже за двоими, мгновенно взвинтившись, ринулся и тигр, решительно вознамерившись и собственную добычу не упустить, и грабителя наказать. Выстрелы же лишь подстегнули его.
…Он застал охотника за разделкой нечестно присвоенной, как считал Меченый, чушки. Но и в ярости он не испытывал желания его убить, стремясь лишь наказать построже, чтоб в другой раз на воровство не тянуло. И он грозно заревел, приблизившись на десяток своих прыжков с открытого места. И этого оказалось вполне достаточно для поспешного бегства своего извечного конкурента по промыслу, а временами и врага.
Того охотника ужас не парализовал, и потому в бега он ринулся, но оружие не бросил. А придя в себя, пристыдив собственную трусость, он стал обороняться, яростно отстреливаясь от преследовавшего его хищника. Однако и отстреливаясь, он напрямик мчался к своей
Преследовал его Меченый до глубоких сумерек, а к темноте гонял с веселинкой, давая о себе знать спереди и сзади, с одной стороны и с другой.
Удовлетворившись наказанием, он вернулся к чушке и с горделивым чувством собственного достоинства наелся жирной сочной свежениной под завязку, и на очень сытое брюхо заснул. Во сне он снова гонял по тайге провинившегося охотника, а неожиданно проснувшись за полночь, решил вдруг свое наказание усилить, чтоб вовсе исчез человек из здешних владений. И пришел к избе в упор, и стал реветь во всю мощь, переходя от одной ее стены к другой, от дверей к окошку. Ревел, вызывая на честный бой. Ревел до первых проблесков зари, явно забавляясь. Но встречать рассвет у людского жилья не стал, нутром понимая, что человек у него посветлу накоротке становится смертельно опасным. Только глупец напрасно рискует жизнью. С молоком матери, когда он еще не был Меченым, одной из первых усвоилась заповедь: «Человек сам по себе слаб, но в его оружии огромная сила. Не надо его бояться, однако обходить стороной следует».
Но все же сколько было случайных мирных встреч с неповинными людьми! В том числе и таких, когда по недоброму стечению обстоятельств он давно нещадно голодал, и вдруг представлялась возможность обрести двуногую добычу без труда и боя, без риска для собственной жизни! Вот хотя бы в тот памятный осенний день…
С до безобразия разжиревшим и давно знакомым ему лохматым косолапым верзилой он ненароком встретился на узкой тропе. Дорогу не уступил ни тот, ни другой. Сражались ожесточенно и долго, измутузили друг друга до полуживого состояния. И расползлись в разные стороны. Раны были опасными. Именно после того сражения стал тигр Меченым. Отлеживался владыка много дней и сильно ослабел, потратив запасы до последней жиринки. И никак не возвращались силы для поисков добычи.
А однажды к нему, немощно лежавшему под выворотнем, опрометчиво подошел человек с тяжелой ношей терпко пахнувшей свежей свинины за спиною. Подошел, низко опустив голову, на три шага, а увидев неожиданно поднявшегося перед ним тигра, завалился в страхе и странно замычал, закатив глаза под лоб и разинув рот… Ну что стоило опустить лапу на ту голову и разом обрести много-много наипервейших харчей?.. А он пошел прочь, помня материнский завет: «Человека без причин не трогай».
О, как часто он видел вблизи ничего не подозревавших людей! Одиноких, в паре и в толпе. И детей без надзора взрослых! Как легко он мог «брать» их трофеями и жить вполне безбедно! Но ведь не тронул ни разу! И неужели теперь, оказавшись в столь позорно беспомощном состоянии, он не получит от людей столь же благородного миролюбия?
И не только людей не трогал он, но и принадлежавших им животных. Видел безнадзорно блуждавших по тайге коров — и обходил их стороной. Встречал беспечно пасшихся лошадей — и не искушал себя охотничьим азартом добытчика. Бывало, попадались ему далеко от людских поселений жадно жировавшие на желудях и орехах свиньи — домашние родичи таежных кабанов, и он их как бы не замечал. Даже на давно пустовавшее брюхо не замечал! Разве не знают об этом столпившиеся здесь двуногие, считающие себя властелинами тайги рангом повыше тигров? Или, может быть, все перетягивает непримиримая нетерпимость тигров к собакам, с которой и он не мог совладать?