Встречи в тайге
Шрифт:
Было начало сентября. Осень властно вступала в свои права. Ночи стали холоднее. Днем мы страдали от мошки, а ночью от холода.
В ночь на 4 сентября никто не спал — все мучились животами. Оттого что мы ели все, что попадало под руки, желудок отказывался работать, появлялись тошнота и острые боли в кишечнике. Можно было подумать, что на отмели устроен перевязочный пункт, где лежат раненые, оглашая тайгу громкими стонами. Я перемогался, но чувствовал, что делаю последние усилия.
Вдруг где-то далеко, внизу по реке, раздался выстрел, за ним другой, потом третий, четвертый. Все заволновались и заспорили: одни говорили,
Ночь была очень холодная, и никто не смыкал глаз. Я смотрел на огонь и думал. Если стреляли охотники, то, вероятно, они били медведя, а раз медведь бродит по берегу — значит, в реке начался ход рыбы. Если охота была удачной, охотники вернутся назад, не дойдя до нас, и тогда мы погибли; если нет — они пойдут дальше по реке, и мы спасены. Потом я вспомнил про Альпу, и мне стало жаль ее.
С этими мыслями я задремал. Мне грезился какой-то бал, где было много людей. Танцующие пары вертелись у меня перед глазами и постоянно закрывали собою огонь. Вместо музыки слышалось какое-то пение, похожее на стоны. В зале открыты окна, и оттого так холодно. Вдруг среди пляшущих людей появилась ворона; она прыгала по земле, воровски озираясь по сторонам. Я потянулся, чтобы схватить ее, качнулся, чуть было не упал и открыл глаза.
Светало. Костер догорал. Над рекой повис густой туман. Сквозь него неясно были видны горы по ту сторону Хуту. В это время на самой середине реки появился какой-то темный предмет. Это была улимагда, и в ней — два человека. Не спуская глаз с лодки, я протянул руку и тронул спящего рядом со мной человека, думая, что это Чжан Бао, но, на беду, это оказался Гусев. Он вскочил на ноги и дико закричал. Все остальные проснулись и тоже принялись кричать. Я видел, как люди задержали лодку, проворно повернули ее назад и скрылись в тумане. Возбуждение моих спутников сменилось отчаянием. Они стали кричать в одиночку и все разом, спорили и укоряли друг друга.
Минут через двадцать туман стал подниматься. Река была совершенно пустынна. Я просил моих спутников успокоиться и подождать восхода солнца. Была слабая надежда, что лодка, может быть, еще вернется.
Прошел час, другой, я уже начал терять надежду. Вдруг Крылов сделал мне какой-то знак. Я не сразу понял его. Казак пригибался к земле и шепотом повторял одно слово: «Собака!» Я оглянулся и действительно увидел собаку. Она сидела на противоположном берегу и, насторожив уши, внимательно смотрела на нас. На душе у меня сразу отлегло. Значит, люди не ушли, а спрятались где-то в кустах. Тогда я вышел на берег и закричал:
— Би чжанге, нюгу лоца, агдэ ини бу дзяпты маймакэ! (Я — начальник, шесть русских, много дней ничего не ели!)
Через несколько минут из зарослей поднялся человек. Я сразу узнал в нем ороча. Мы стали переговариваться. Ороч сказал, что их лодка находится ниже по течению, что он отправится назад к своему товарищу и вместе с ним придет к нам на помощь. Он скрылся, собака тоже побежала за ним, а мы уселись на берегу и с нетерпением стали отсчитывать минуты.
— Идут! — вдруг сказал кто-то.
Из-за поворота показалась лодка.
— Еще лодка! — заметил Крылов.
— Третья! — крикнул другой казак.
— Люди много ходи… — сказал, поднимаясь на ноги, Чжан Бао.
Действительно, вверх по реке шли три лодки. Люди усиленно работали шестами. Вот они уже совсем недалеко от нашего бивака… Уже можно было разглядеть их одежду, лица. Я всмотрелся и понял что это отряд моего помощника Николаева. Еще летом, по моему заданию, Николаев отправился на пароходе для организации продовольственных баз и сейчас шел навстречу экспедиции с запасом питания.
Из расспросов выяснилось, что Николаев отправился искать нас вверх по реке Ханди, поднялся по ней километров на сто и, не найдя наших следов, возвратился назад к морю. Вскоре в гавань прибыли орочи с реки Тумнина с извещением, что нас видели на реке Хуту. Орочи подробно рассказали ему, где и как нас искать, и дали проводников.
Николаев поднимался по реке Хуту очень быстро, сокращая ночевки. Последняя ночь застала его в пути километрах в трех от нашего бивака. Случайно впереди него шла еще одна улимагда с двумя орочами-охотниками, которые ничего не знали о нашем путешествии. Каждый вечер Николаев делал в воздух три-четыре выстрела. Их-то мы и слышали, а на рассвете увидели орочей, которые приняли нас за бродяг и спрятались в прибрежных зарослях.
Наши спасители привезли с собой рисовый отвар. Мы с жадностью набросились на пищу, но с первых же глотков почувствовали себя дурно. Началась сильнейшая рвота.
После пережитого напряжения появилась необычайная слабость. Едва я вошел в лодку и лег на приготовленное мне место, как почувствовал, что веки мои слипаются. Мне было трудно говорить и ни о чем не хотелось думать. Когда лодки отходили от берега, я в последний раз взглянул на бивак, который едва не стал нашей могилой. Дуплистое дерево с ободранной корой, примятая трава и груда золы на месте угасшего костра — все это запечатлелось в моей памяти на всю жизнь.
Лодки, управляемые опытными руками орочей, быстро плыли вниз по течению. Туман рассеялся окончательно. Было тепло и светло. Порой я приходил в себя, открывал глаза и видел красивые горы, чистые плесы реки и лес по берегам ее.
Красивая и спокойная в верхнем течении, река Хуту становится бурливой и быстрой около устья. Солнце стояло высоко в небе и по-осеннему ярко светило. Вода в реке казалась неподвижно гладкой и блестела, как серебро. Длинноносые кулики ходили по песку без всякого страха, не боясь лодки, даже когда она проходила совсем близко от берега. Белая, как первый снег, одинокая чайка мелькала в синеве неба. С одного из островков, тяжело махая крыльями, снялась серая цапля, полетела с хриплым криком вдоль протоки и спустилась в соседнее болото.
Но вот и сам Тумнин. Большая, величественная река спокойно текла к морю. Кое-где виднелись небольшие островки, поросшие лесом. Они отражались в воде, как в зеркале, до мельчайших подробностей.
Солнечное сияние, широкий водный простор вернули нам душевное равновесие после пережитых страданий.
Наконец орочи свернули в одну из протоков, на берегу которой расположилось селение Хуту-Дата. Несколько лодок сновало по воде: это забавлялись дети орочей. Веселые крики и смех оглошали воздух. Мальчики с острогами в руках приучались колоть рыбу. Самые маленькие ребятишки, полуодетые, стояли по колено в грязи и что-то доставали из воды.