Встречная-поперечная
Шрифт:
Игнат пожал плечами:
– Нечто то услуга? Я человек вольный, пущай и на окладе. Князь часто отлучается, то в лес, то в город. Долго ли словеса начеркать в его отсутствие? Да хочь завтра.
Они вышли на пригорок, с которого уже виднелись «Осинки», и договорились о встрече в дубовой роще.
Примерно в середине пути между именьями Игнат отдаст записку и скоренько вернется в «Удолье». И приличия, вроде как, будут соблюдены. Маша же все это не ради глупостей затеяла, а в поисках знаний.
Домой Маша шла, предвкушая новую встречу. Это ж сколько
Это лучше, чем бродить по деревням и расспрашивать подозрительных местных. В таких местах стоит чужаку заговорить о Поперечье, и люди замыкаются, подозревая происки искателей кладов или охотников на нечисть. А Игнат… он настоящий кладезь. Если не врет, конечно.
… Идти на чаепитие не хотелось совсем, ведь «Осинки» таили столько интересного!
Маша предпочла бы заняться разбором хлама, что натащил под лестницу домовой, да и поговорить с «хозяином» не помешало бы.
Сам домовой дух пока прятался, только слышалось иногда тихое поскрипывание на лестнице. Он мог что-то видеть и слышать… нет, он наверняка что-то видел и слышал, однако, чтобы заслужить доверие столь важной нечисти, требовалось нечто посерьезнее печенья.
Из всей хозяйственной нечисти домовые допускали до себя пришлых людей в последнюю очередь. Сначала приглядывались, порой шалили – проверяли, как новый хозяин или хозяйка отнесутся к шалости.
Проверки требовалось терпеть. Коли серчали хозяева и начинали почем зря проклинать нечистую силу за пропавшие кухонные прихватки или перемешанную крупу, домовик покапризнее мог и уйти, особенно, если в тот момент мимо дома проезжала чья-нибудь телега.
В былые времена дух прихватывал с собой все ключи от дверей и огниво. Сейчас все больше хозяйскую обувь и сито.
Маша ссориться с домовиками не собиралась. Срок придет, присмотрится хозяин к постоялице да и воплотится, предстанет видимым.
Она тянула время, вертясь перед зеркалом и наводя красоту, и вздыхала. Старые часы в большой гостиной пробили шесть пополудни.
– А коляску-то за вами пришлють? – высунувшись из кухни, поинтересовалась Марфуша.
Сама она оказалась местной, из Приречья родом, и вскоре, переодевшись в простой сарафан и вышитую рубашку, уже почти не отличалась от деревенской девки. Даже говорок к ней вернулся местный, прилипчивый, кстати. Даже Маша испугалась, что вскоре начнет «мягкать».
Потому нечисти Марфуша особо не боялась. При Маше она шугнула мелкую бадюлю, духа, заведшегося от пустоты в доме, да еще и припечатала нечисть серебряным амулетом по спинке, чтобы не возвращалась и не искушала людей бродяжничать и предаваться тоске по дороге.
– Хороша барышня, – довольно подытожила Марфуша, рассматривая хозяйку.
– Платье старое, – вздохнула Маша, проведя рукой по желтому шелковому маркизету.
– Да кто ж тут об этом знает, – фыркнула горничная. – Вы только
– Да говори уж, раз начала.
– С Абрамцевыми-то поосторожнее. Я когда у господина Бунского в Петербурге служила, наслышалась о них. Хозяин мой был врач, пользовал Абрамцевых. Елизавета Тимофеевна, прости господи, вертихвостка, все за богатыми господами охотится. Брат ейный, Сергей Тимофеевич, замечен в делах нехороших, против государя и за другую власть. А еще он дамский угодник, с богатыми дамами сожительствують. Не говорите никому, что я вам сказала.
– Не скажу. Странно, я думала, Абрамцевы богаты.
– Все так думають, – Марфуша хитро повела глазами, – а я-то знаю, святой оберег соврать не даст, только язык за зубами держу. Лишь вам рассказала, потому как вы Маргариты Романовны племянница.
– Да я и не собираюсь с ними общаться. Не мой это круг, мне в нем неловко будет.
Марфуша удивилась:
– Так как же? Вы наследница, Осининых кровь. Чем жеж вам дворянский круг не угодил?
– Сложно все, – Маша тут же вспомнила, что так и не усадила себя за письмо маменьке, и сменила тему. – Маргарита Романовна упомянула, Абрамцевы у тетушки гостят.
– Гостять, гостять, да как бы не загостились, – пробурчала горничная.
– А про Левецких что знаешь? – Маша сделала вид, что поправляет старомодные рюши.
– Про вдольских князьев? Старшего князя тут давно видно не было, а вот младший недавно объявился. Сразу водяниц приструнил. Люди его зауважали. Игнат, Любавы-ведуньи сын, к нему в услужение пошел, секретарем вроде как. Теперь все ждут, заглянут ли младой князь к Любаве на поклон или сами справятся.
– А Игнат… как человек он какой? – решилась спросить Маша. И быстро добавила: – Возможно, мне тоже понадобится помощь Любавы-ведуньи. Хочется знать заранее, примут ли мою просьбу.
– А чего б не принять? – Марфуша пожала плечами. – Любава – баба хорошая. И Игнатка парень справный, воспитанный. Иного князь к себе бы не приблизили. Так что там с коляской? Не видать?
– Мы не договаривались, – смутилась Маша. – Я собиралась пешком. Погода хорошая, путь не далекий…
– По-над лесом? – хмуро напомнила Марфа.
– А что в том такого? Разве поперечные беспокоят?
– Не в Поперечье дело. Слухи разные ходять… – уклончиво объяснила служанка.
– А ты те слухи собери да мне расскажи, – улыбнулась Мария.
Она отправилась в соседнее именье, все же надеясь, что в обратном пути ее сопроводят или довезут. Не чтобы бы было страшно бродить по ночным лугам и прилескам – просто не хотелось выглядеть храбрящейся девицей, гордо (или по наивному бесстрашию) стаптывающей городские туфельки на сельской дороге.
А еще мечталось прокатиться в желтом моторе Лизы Абрамцевой. Но это было совсем уж глупостью.
И как так сталось, что у племянников местной помещицы совсем не имелось денег? Многие семьи потеряли капиталы во время крестьянских бунтов десять лет назад. Абрамцевы тоже?