Встречный ветер. Повести
Шрифт:
«Если лодка здесь, — не оставляла тревожная мысль Ромашкова, то все мы окажемся преступниками. Прошло два дня, а не удосужились детально проверить. Пыжиков с Настей кокетничает, а когда проверял, то, может, набрел на старый катер, — а ведь он лежит совсем не здесь».
Вместе с тем перед глазами стояла озорная, с цветком на груди девица, — она так застряла в мозгах, что хоть голову отсекай напрочь. Вот так иногда прилипает к человеку какая-нибудь глупенькая поговорка или надоедливый мотив, что не вышибешь из памяти.
Вспомнив в эту минуту
— Какая красота!
— Что? — крепко сжав челюсти, спросил Михаил.
— Бухта, говорю, очень красивая.
— Вы тоже очень красивы… Бороду еще отпустите.
Михаил вглядывался в море затуманенными от гнева глазами, но ничего не видел. Шофер усмехнулся и отошел в сторонку.
Евсей Егорыч, стоя на корточках, прикрыл рыжие брови ладонью, шарил глазами по желтоватому у берегов морскому дну. Вдруг он медленно сел на камни и с облегчением вытянул ноги. Протерев слезящиеся глаза, полез в карман за кисетом.
— Ну что, Евсей Егорыч? — подойдя к пастуху поближе, тревожным глухим голосом спросил Ромашков.
Старик молча продолжал набивать трубку.
— Здесь или нет? — нетерпеливо спросил капитан.
— А вы сами тоже поищите… Глаза у вас молодые, зоркие. А то скажете, как Пыжиков, — «катер»! — Евсей Егорыч хмуро раскурил трубку.
— На месте! — кинув на капитана тяжелый взгляд, ответил Евсей Егорыч.
Приставив ладонь к козырьку фуражки, Ромашков то приседал, то поднимался, но видел только лениво покачивающееся море. В голове сумбурным клубком путались тревожные мысли. Силуэт лодки то возникал, то исчезал.
Михаил почувствовал, как кровь горячо прилила к щекам, а на лбу выступили холодные капли и потекли к нахмуренным бровям, заливая раскаленные от волнения глаза. Он вытер лицо рукавом гимнастерки и растерянно оглянулся на пастуха.
Покуривая трубочку, тот спросил:
— Ну, есть что-нибудь? Или мне это привиделось?
— Вроде есть, — неуверенно сказал Ромашков. — Море рябит.
— А море, оно почти всегда рябит! — Евсей Егорыч взял Ромашкова за рукав. — Глядите в то место, где из воды торчат два камня, чуть левее.
Последних слов пастуха Ромашков не расслышал. Он уже увидел контур затонувшей лодки, вздрогнул и опустил руки. Сердце резко колотилось, сжималось от нехорошего предчувствия. Евсей Егорыч все понял и, поднявшись с камней, начал отряхиваться.
— Вот тут как лежала — так и лежит…
Тревожа лежащие на тропе мелкие камни, которые с грохотом покатились по скалам, Ромашков спустился к берегу. Пуговицы он расстегнул
Лодка была затоплена примерно в семидесяти метрах от берега на малой глубине. Осмотр был недолгим. Капитан тут же вылез из воды. Ярко грело полуденное солнце, а Ромашков дрожал и не сразу попал ногой в штанину.
— Ну и как, товарищ начальник? — спросил тихо Евсей Егорыч.
Ромашков молчал. Говорить ему было трудно. Как он мог сказать, что лодка новенькая, с сильным на корме мотором иностранной марки. А под банкой вместе с баллонами для бензина лежал упакованный в непромокаемую бумагу второй такой же мотор — запасной. Хозяева лодки, видимо, были люди предусмотрительные.
— Когда вы ее, Евсей Егорыч, увидели? — торопливо застегивая воротник гимнастерки, спросил капитан.
— Позавчера утром. Тогда же и сказал вашему заместителю. Говорил ему: поедем вместе, а он один поехал и не туда.
— Это мне понятно! — Михаил решительно кивнул головой и как-то странно улыбнулся. Напрягая волю, он быстро и лихорадочно соображал, о чем будет докладывать в комендатуру и какие слова скажет Пыжикову. — Едем, Евсей Егорыч, — поторопил он старика и туго затянул ремень.
— А как с лодкой? — спросил Евсей.
— Ничего. Распорядимся. Поехали, — ответил он.
Когда сели в машину, шоферу он бросил лишь одно слово: «Жми!» Но так посмотрел на него, что тот поежился и, навалившись на баранку грудью, дал полный газ.
Глава семнадцатая
Доехали скоро. Машина, бешено завывая, вкатилась во двор заставы и с лихим разворотом остановилась около открытых дверей казармы.
Сержант Батурин, дежуривший по заставе, отчетливо и бойко отдал положенный рапорт. Не успел он договорить еще последние слова, как начальник заставы тихим, но властным голосом приказал:
— Всех в ружье! Бегом!
— В ружье! — крикнул ошеломленный дежурный и, повернувшись, исчез в дверях.
Ромашков быстрыми шагами вошел в свой кабинет и снял телефонную трубку.
В кабинете после ночной поверки нарядов, растянувшись на кровати под белоснежной простыней, отдыхал старший лейтенант Пыжиков. Когда Михаил, гремя телефонным аппаратом, вызывал комендатуру, Петр проснулся. Открыв глаза, он сладко зевнул и ворчливо проговорил:
— Ты что, милый друг, людям спать не даешь? Здравствуй, с прибытием! Отлично, что ты приехал. Я хочу сегодня проситься в отпуск. Вместе с Настей.
Но Ромашков даже не повернулся. Чуть скосив на Пыжикова застывшие глаза, он тотчас же отвел их и стал свирепо продувать зажатую в кулак трубку. Услышав голос дежурившего по комендатуре офицера, коротко, словно рубя каждое слово, начал докладывать: