Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

Касаткина Ирина Леонидовна

– Ничего я не трушу! – рассердилась Настя. – Только я вправду не знаю, что это. Я никогда такого не видела.

– Это экстази, легкий наркотик, – отозвался, наконец, Витя Самойленко. – Его в некоторых клубах и на дискотеках бесплатно раздают. После него такой кайф!

– А ты пробовал?

– Да кто его не пробовал? Тут больше половины, я уверен, пробовали – только разве кто признается. Но он безвредный – не вызывает привыкания. И ломки после него не бывает – так, поторчишь, и все. А Пацкевич дурак: зачем в лицей притащил. Теперь его наверняка выгонят.

В это время в класс вошли расстроенная Екатерина Андреевна

и внешне спокойный Костя. – Садись на место, – велела ему классная, – и чтобы больше этого не повторялось.

Костя сел как ни в чем не бывало. Туржанская и ребята потрясенно смотрели на него. Минуту назад они были уверены, что больше в лицее Пацкевича не увидят.

– Чего уставились? – презрительно усмехнулся тот. – Думали, меня попрут? Не дождетесь, я непотопляемый.

– А это мы еще посмотрим! – гневно воскликнула Туржанская. Она быстро собрала недописанные контрольные и вышла. С ребятами осталась Екатерина Андреевна. – Ну, с вами не соскучишься! – Классная бессильно опустилась на стул. – Уж и не знаю, чего еще ждать, какой очередной номер выкинете. Хоть бы скорее этот год заканчивался. Нет, такого тяжелого класса у нас еще не было.

– Можно вопрос? – поднял руку Витя. – А вот если бы в моем кармане нашли наркотик, меня бы тоже не отчислили? В отличие от Пацкевича мой папа не большой начальник, а сантехник.

– Витя, чего ты от меня хочешь? Костя попросил прощения, обещал, что больше такое не повторится. Нельзя же сразу к высшей мере. Его родители поставлены в известность. Будем надеяться, что они обратят внимание на сына.

– Можно подумать, сам святой! – добавил Пацкевич. – А то я не знаю твою компанию.

– Давайте закроем эту тему. – Насте надоело слушать их перебранку и стало жаль учительницу. – Все мы прекрасно понимаем, почему Пацкевича оставили, – и ты, Витя, это понимаешь. И нечего доставать Екатерину Андреевну, она не всесильная. Мне мама говорила, что мы живем в неправовом государстве, – и только от нас зависит, чтобы оно стало правовым. Екатерина Андреевна, может, отпустите нас? Все равно уже скоро звонок. Хочу в библиотеку успеть, а то опять очередь набежит, потом не достоишься.

– Да иди, конечно. – Учительница махнула рукой и вышла. И сейчас же Пацкевич кинулся к Самойленко – но ребята плотной стеной окружили Витю. Поняв, что все настроены против него, Пацкевич схватил сумку и выбежал из класса. Одноклассники еще некоторое время постояли молча: говорить было не о чем, все было ясно без слов. Так же молча они разошлись по домам.

– Хо, Пацкевич! – воскликнул отец, когда Настя рассказала о происшествии в классе. – Да хоть бы он марихуану принес, ему ничего бы не было. Его папаша такой туз в нашей Думе – у него все областное образование в кулаке. Не удивлюсь, если у вашего директора или у той же Туржанской еще и неприятности будут.

И точно – на следующий день перед началом первого урока в класс вошел расстроенный директор и сообщил, что отныне институт не имеет права предоставлять лицею аренду помещений бесплатно, – и потому плата за обучение существенно повышается. А еще через два дня Витя Самойленко и Танечка Беликова забрали из лицея документы: для их родителей теперешняя оплата оказалась непомерной.

Вне себя от возмущения Туржанская потребовала созвать педсовет. Директор не стал ей перечить, – все-таки профессор, лучший в лицее педагог, – и созвал. Первой попросила слова инициатор совета.

– Объясните, что нам теперь мешает заявить в милицию и отчислить Пацкевича? – горячо заговорила Туржанская. – Какую могли сделать лицею гадость, уже сделали. Чего теперь бояться? Проверок? Пусть проверяют! Журналы у нас в порядке, успеваемость лучшая в городе. Чего мы ждем? Чтобы наркотики расползлись по классам? Гнать этого негодяя надо немедленно! Ставлю вопрос на голосование.

– Погодите, Ольга Дмитриевна, – мягко остановил ее директор. – Вы же понимаете, что даже если мы все проголосуем «за», отчислить Пацкевича будет непросто. Но, допустим, отчислим. И куда он пойдет? В школу? Что, школа – отстойник для наркоманов? Здесь он под нашим наблюдением, да и отец весьма встревожен и поклялся, что теперь не спустит с сына глаз: ему тоже не хочется, чтобы тот пристрастился к наркотикам. Он ведь его сюда для этого и перевел. Давайте оставим парню шанс, – ведь он дал слово. Конечно, если подобное повторится или он еще что-нибудь выкинет, разговор с ним будет коротким.

– Так что, простим ему? Из-за него Самойленко с Беликовой лишились лицея, а он останется? Как после этого ребятам в глаза смотреть?

– Но ведь виноват в повышении стоимости обучения не мальчик, а его отец. Хотя и тот, по сути, прав: согласно новому постановлению, институт обязан брать плату за аренду помещений. Хотя, конечно, исполнение этого приказа могли отложить до окончания учебного года – я очень на это надеялся. Со следующего года все равно пришлось бы повышать стоимость обучения. Но что сделано, то сделано.

А насчет заявления в милицию? Ну, заявим, ну, вызовут Костю, пожурят, может, возьмут на учет – и все! А пятно на лицее останется. Нам это надо? Что скажете, коллеги? – обратился он к совету.

– Я тоже возмущена поведением Пацкевича, – сказала Екатерина Андреевна. – И тем не менее присоединяюсь к предложению Сергея Ивановича. Костя получил хороший урок, да он и не окончательный. Ему еще предстоит пережить отношение класса, который резко настроен против него. Ребята не простят ему ухода своих товарищей. Пусть почувствует, каково это, когда все против тебя. Тут два варианта: либо он решительно изменится, или сам уйдет, как Акпер. А насчет Самой-ленко с Беликовой – им было предложено доучиваться с прежней оплатой в порядке исключения. Одна фирма, не буду говорить, какая, ее директор, отец нашего лицеиста, согласилась доплачивать за них. Но родители ребят отказались по не очень понятной мне причине. По-моему, мать Беликовой, как услышала про наркотик, просто перепугалась. А Витя сам не хочет возвращаться. Тут уже ничего не исправишь.

Классная оказалась права: ребята устроили Пацкевичу классический бойкот. Не здоровались и в упор не замечали, – проходили, как мимо пустого места. Скоро Костя в полной мере почувствовал, каково быть изгоем. Сначала он пыжился, делая вид, что ему на все наплевать, – но довольно скоро скис. Тем более, что у него очень плохо обстояли дела с точными науками. Надеяться на помощь одноклассников теперь не приходилось, а плановые консультации помогали мало: слишком велики были дыры в его знании математики. И потому из двоек он почти не вылезал. Когда стало ясно, что экзамены за полугодие Пацкевич не сдаст, после чего последует его неизбежное отчисление, сановный папа явился в лицей.