Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы
Шрифт:
Глава 66. Уроки
– Настя, ты просила разбудить тебя пораньше. Уже половина шестого. – Голос двоюродной сестры выдернул Настю из неспокойного сна. Ей снилось, что до начала урока осталось пять минут, а она все не может выбраться из людского потока, несущего ее в противоположную от школы сторону. Открыв глаза, Настя облегченно вздохнула: как хорошо, что это только сон и до начала урока в школе, где она проходила педагогическую практику, еще есть время. А по дороге она успеет проверить письменный зачет, которым так и не удосужилась заняться вечером – увлеклась телевизионным «Пятым элементом», а потом страшно захотела спать.
Учительствовать Насте понравилась
Когда Настя пришла за своим отзывом, директор школы, посетовав, что с физиками напряженка, вдруг предложила девушке продолжить практику до лета: мол, у нее хорошо получается, и дети ее полюбили, жалеют, что она уходит. А с университетом, она, директор, договорится.
Настя, подумав, согласилась. Действительно, до конца пятого курса осталось меньше полугода, а после защиты диплома работу можно будет продолжить в этой же школе. Тем более что директор обещала полную нагрузку. Да и учебы в университете уже почти никакой: в основном подтягивание хвостов, которых у нее практически нет. Одно плохо: добираться до школы было далековато – она находилась в отдаленном от Питера пригороде. Приходилось ехать на электричке, да еще немного автобусом – на дорогу уходило не меньше двух часов.
В университете Насте, учившейся все годы на отлично, была предложена аспирантура, но она рассудила, что выберет заочную: стипендия в очной аспирантуре мизерная, а за обязательные публикации статей в журналах теперь приходится платить и немало.
Быстренько приготовив завтрак себе, Наталье и еще не проснувшемуся племяннику, Настя понеслась на вокзал, чтобы занять в электричке место поудобнее. В дороге она хотел проверить зачетные работы десятиклассников по электростатике – пожалуй, самой трудной теме школьного курса физики. Класс, в котором она преподавала, был одним из лучших в школе – но каким же слабым показался он Насте в первые дни ее учительства. В основном все проблемы заключались в плохом знании математики и скверной дисциплине на уроках. Ей, еще помнившей строгости родного лицея, поведение отдельных десятиклассников казалось совершенно диким. Во время урока они могли встать без разрешения, пройтись по классу, перебросить через ряд сумку или даже учебник, или выкрикнуть, что взбрело в голову. Некоторые по три раза за урок просились выйти, громогласно объявляя, что ему надо «в туалет». И демонстративно комкали вырванный из тетради лист под хихиканье остальных. Настя помнила, что в ее родной школе даже третьеклассники стеснялись отпрашиваться на уроке. На ее возмущение нарушители удивленно пожимали плечами: мол, а что я такого сделал?
Попытки побеседовать наедине с самыми отъявленными безобразниками ни к чему не привели: те, глядя в сторону, молча кивали и тупо повторяли, как маленькие: «я больше не буду». С Настиной точки зрения такое поведение могло быть простительным для малышни или, на худой конец, пятиклассников, но никак не для учащихся предпоследнего класса. Но когда она обратилась за советом к завучу, та предложила девушке не обращать внимания на столь мелкие нарушения дисциплины: мол, в других школах дети ведут себя куда хуже. – Реагируйте только на явное хулиганство, – посоветовала завуч, – на драку, мат или уход с урока. Если вы будете переживать из-за каждой мелочи, вас надолго не хватит.
С тех пор Настя старалась не раздражаться из-за мелких проказ. Правда, выдержка и лояльное отношение к нарушителям давались ей с большим трудом: ведь их поведение отнимало драгоценное время урока и в итоге приводило к плохому усвоению предмета.
Особенно безобразно вел себя на ее уроках белобрысый паренек Сеня Ладыгин. Когда Настя дважды попросила его убрать сотовый и взять в руки ручку, он заорал: «Блин! Чего вы ко мне цепляетесь? Мне позвонить надо!» Насте страшно захотелось выпроводить грубияна из класса, но она сдержалась: неизвестно, что он станет вытворять за дверью, – может, еще чего похуже выкинет, а ей потом расхлебывать. В другой раз, когда она стерла шпаргалку, написанную на обратной стороне калькулятора, он ляпнул, нимало не смущаясь: «Достали! Скоро на голову сядете!». И на других уроках этот парень вел себя крайне развязно, что признавали все учителя.
Настя не раз беседовала с ним и его мамой – но делу эти разговоры не помогали. Мама прямо сказала, что сын всегда был неусидчивым и с этим ничего нельзя поделать. А когда Настя резонно возразила, что из-за его выходок в классе страдает успеваемость, та только пожала плечами: мол, это ваши проблемы. Тогда Настя обратилась в родительский комитет. Пригласив четырех родительниц из комитета в школу, она призналась, что не может справиться с одним нарушителем дисциплины, который сам безобразничает и заводит других проказников. В результате класс, в том числе и их дети, усваивают физику хуже, чем могли бы. А ведь через год им сдавать ЕГЭ. Тут все четыре родительницы взвились и поклялись разобраться с Сеней и его мамой по-своему. Неизвестно, как они это проделали, но только Ладыгин сразу присмирел. Правда, учиться лучше он так и не стал, но хотя бы перестал досаждать на уроках – и то ладно.
Еще Насте очень мешала нехватка времени. Пока проверишь домашнее задание, ответишь на вопросы и разберешь трудные задачи, до конца урока остается минут пятнадцать-двадцать, – а когда объяснять новый материал и показывать опыты? В ее родном лицее все уроки были спаренными: сорок пять минут физики, потом короткий перерыв и еще сорок пять минут этого же предмета. При таком расписании можно было многое успеть: и разобраться в тонкостях нового материала, и продемонстрировать эксперименты, и порешать задачки, и просто поговорить за жизнь. А здесь: только успела призвать к порядку нарушителей и приступить к объяснению, как звенит звонок.
Особенно тяжело обстояли дела с практикой. Ведь задачи на взаимодействие электрических зарядов требовали знание геометрии с тригонометрией, – а с этими разделами математики у нынешних учеников дела обстояли крайне плохо. Не помогло и обращение к учительнице математики: та, махнув рукой, только и посетовала, мол, ей бы Настины заботы. Отчаявшись, Настя сама выписала на доске нужные математические формулы и потребовала выучить их прямо на уроке, а в конце провела летучку. Поставила полтора десятка пар и разрешила пересдать. После этого дела с решением задач физики пошли веселее, – правда, далеко не у всех.
Вот и сейчас: проверяя зачетные работы, Настя была вынуждена поставить сразу полтора десятка двоек: ни одна задача не была решена верно, а трое ребят сдали вообще пустые тетради. Наверно, я плохая учительница, уныло думала она, в нашем лицее мы столько пар никогда не получали. Но ведь у нас был такой отбор на вступительных, тут же возразила она себе, а здесь вынуждены учить всех подряд, даже ребят с умственными отклонениями, как сказала директор. Действительно, а куда их девать?
Вот еще одна тетрадка: начата задача верно, чертежи правильные и нужные формулы записаны. Но, определяя скорость электрона, этот умник путь умножает на время – когда надо делить. Дальше все решение коту под хвост. И такие же грубые ошибки во всех пяти задачах. В итоге тоже двойка. Чья же это работа?