Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг.

Барышников Владимир Николаевич

В сравнении с А. Э. Хейнриксом, работавшим над мемуарами Маннергейма всего несколько месяцев, Аладар Паасонен занимался ими в течение более двух лет, вплоть до кончины Маннергейма, активно помогая ему в этой работе. Те люди, которые хорошо знали как маршала, так и его помощника, считали, что Паасонен не мог не повлиять на их содержание, особенно это касалось событий второй мировой войны. По словам генерала П. Талвела, в данном случае получалось так, что в мемуары «проникли антипатии и симпатии «писаря» Маннергейма Паасонена, которые внедрялись им в воспоминания маршала». [23] Однако вряд ли можно признать роль А. Паасонена в данном случае лишь как «писаря». Образованность этого человека, воспитывавшегося в семье профессора финно-угорской филологии, сочеталась с хорошей военной подготовкой, дипломатическими способностями и знанием нескольких языков.

23

Talvela P. Sotilaan el"am"a. Muistelmat. Osa 1. Jyv"askyl"a, 1976. S. 227.

Избрав

карьеру военного, А. Паасонен закончил французскую военную академию, одним из преподавателей которой был Ш. Де Голль. Затем он стал финским военным дипломатом. Но наиболее ярко способности Паасонена раскрылись в начале войны, когда он был назначен на должность начальника разведки ставки главнокомандующего. Эта должность позволила ему сблизится с маршалом, который заметил способности своего помощника. [24]

При непосредственном участии Паасонена в 1944 г. из Финляндии вывезли за границу весьма важные документы генштаба и разведки. Многие из этих материалов, как можно предположить, относились к событиям, связанным со вступлением Финляндии в войну. Эта операция получила кодовое название «Стелла Поларис». [25] Печально, что указанные документы, попавшие в Швецию, оказались, как потом сообщалось, уничтоженными. Поскольку Паасонен заботился о сохранении секретов своего руководства, то, естественно, что он также прилежно исполнял свой долг, когда оказывал Маннергейму помощь в его мемуарной работе. Запутанный и противоречивый характер созданного произведения затем признавал даже и сам Паасонен. Он откровенно указал на эту особенность воспоминаний маршала уже в своих собственных мемуарах, вышедших спустя более чем двадцать лет после этого. [26]

24

Mannerheim G. Muistelmat. Osa II. S. 116.

25

Lewiny H. Operatio Stella Palaris — salaista salaisin // Tuntematon sota. Hels.; Porvoo, 1991. S. 89–92.

26

Paasonen A. Marsalkan tiedustelup"a"allikk"on"a ja hallituksen asia-mihen"a. Hels., 1974. S. 44.

Итак, первая попытка рассказать о ходе подготовки Финляндии к нападению на СССР вместе с Германией оказалась весьма неудачной.

Затронутого Маннергеймом вопроса относительно якобы существовавшего в Финляндии опасения «угрозы с востока» в 1940–1941 гг. касался в опубликованных в 1958 г. мемуарах также другой известный финский политический и государственный деятель Ю. К. Паасикиви, [27] который в течение 1940 г. и до начала июня 1941 г. являлся посланником Финляндии в Москве.

27

Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. Porvoo; Hels., 1959.

Паасикиви был весьма осведомлен как относительно этих «опасностей», так и в том, что в действительности происходило тогда в Советском Союзе. К тому же он пытался понять и оценить проблемы, беспокоившие советских лидеров, что, несомненно, помогало ему в дипломатической работе. «Не могу отрицать, что мое пребывание в Москве было интересным… — отмечал он. — хотя и пробыл там довольно короткое время, чтобы было возможно глубже изучить советское государство, народ и состояние общества». [28] Тем не менее даже весьма консервативный финский историк А. Корхонен подчеркнул в данной связи, что Паасикиви «имел лучшие возможности свидетельствовать о дипломатических отношениях в межвоенный период», а анализ развития событий, который он тогда оценивал, был точнее «обычных дипломатов-профессионалов». [29]

28

Ibid. S. 219.

29

Korhonen A. Barbarossa—suunnitelma ja Suomi. S. 26.

Действительно, как политические взгляды Ю. К. Паасикиви, так и то, что на него не давил негативный груз прошлого, связанный с его благожелательной позицией по отношению к России в период вхождения Финляндии в ее состав, играли, конечно, свою роль. «Я и дальше остаюсь старофинном… признавал он. — У нас, у старофиннов, руководящий принцип во внешней политике заключается в следующем: избегать противоречий с Россией. Наша основа проста. Финляндия — сосед великой державы России». [30] В письме к премьер-министру Р. Рюти в октябре 1940 г. Паасикиви заметил: «У меня нет никаких предрассудков в отношении Советского Союза и против русских, в России я жил в молодости и знаю российскую классическую литературу и культуру. Я делаю все в пользу поддержания отношений с Советским Союзом». [31] Тем не менее Паасикиви понимал и другое. Имея в виду историю российско-финских отношений до конца 1917 г. он отмечал: «…100-летнее общение не оставило нам иного впечатления как многое

укоренившееся из области кулинарии: блины, икра, борщи-супы и некоторая другая редкая пища. Напротив, мы удалялись от России десятилетиями и десятилетиями. Ибо в ней был уже совсем другой мир, который не приемлем нами». [32]

30

Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 175.

31

Ibid. S. 191.

32

Ibid.

Будучи уже посланником в СССР, Паасикиви в этом качестве имел весьма благоприятные возможности, чтобы в Москве наилучшим образом излагать свою позицию советскому руководству. Существенно помогало ему в этом знание русского языка. «Я в молодости, — отмечал он по этому поводу, — владел русским языком хорошо. Я подготовил в 1892 г. на русском языке кандидатскую диссертацию… что требовало хорошего владения на практике русским языком как при разговоре, так и письменно». [33] Он общался с представителями советского правительства без переводчика и сразу улавливал те тенденции во внешнеполитической линии, которые преобладали в то время. Причем встречи Паасикиви с советским руководством проходили тогда достаточно регулярно. До конца 1940 г., по его словам, он встречался около пятидесяти раз с наркомом иностранных дел В. М. Молотовым. [34]

33

Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa I. Porvoo; Hels., 1958. S. 57.

34

Tanner V. Kahden maailmansodan v"aliss"a. Muistelmia 20-30-luvuilta. Hels., 1966. S. 51.

По насыщенности разного рода сведениями и оценками воспоминания Паасикиви представляли несомненный интерес. От мемуаров Маннергейма их отличало и то, что автор не столько обращался к своей памяти, сколько опирался на сведения, содержащиеся в собственном дневнике, он также использовал многие материалы своей служебной и личной переписки. В этих уже чисто документальных источниках содержались важные мысли, касающиеся улучшения финско-советских отношений, а высказывавшиеся им взгляды не всегда соответствовали проводившейся официальной предвоенной линии руководства Финляндии.

Подобный подход к подготовке этой работы придавал ей достоверность, и автор поведал не только о собственных переживаниях за судьбу страны, но и достаточно подробно описал характер советско-финляндских отношений в 1940–1941 гг.

В мемуарах чувствуется большая обеспокоенность за будущее советско-финляндских отношений. Финский посланник, прямо отмечая периоды их явных обострений, пытался разобраться в их причинах, а также выяснить, насколько реальной была угроза возникновения новой войны с СССР. Из его мемуаров становится ясно, что в Москве были озабочены возможным военным столкновением с Германией и именно с этой точки зрения рассматривали перспективы советско-финляндских отношений. При этом, исходя из своих представлений и оценок обстановки, Паасикиви вовсе не был убежден в том, что новой войны Финляндии с СССР не избежать. «Намеревался ли Кремль тогда предпринять особые меры против Финляндии, а также рассчитывал ли окончательно уничтожить Финляндию?» — задавал вопрос Паасикиви и тут же отвечал: «Трудно сказать». [35] Сложная политическая ситуация не позволяла ему прогнозировать возможные действия Советского Союза. Воспоминания Ю. К. Паасикиви вызывают особый интерес исследователей советско-финляндских отношений этого периода.

35

Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 7.

Финский посланник в Москве обращал весьма серьезное внимание на то, как складывались отношения в 1940–1941 гг. между Хельсинки и Берлином. Хотя Паасикиви и не был осведомлен о каких-либо тайных германо-финских переговорах, тем не менее, будучи опытным политиком, он не мог не чувствовать опасной их направленности. Уже в июне 1940 г. Паасикиви явно начал улавливать угрозу военного сближения с Германией и откровенно писал об этом в своем письме в Министерство иностранных дел Финляндии [36] (именно в это время действительно устанавливались тайные контакты между Финляндией и Германией).

36

Ibid. S. 7.

Паасикиви не обладал полной информацией о бесповоротных решениях, которые принимались в Хельсинки. Поэтому, возможно, он и не стал опровергать мнение, высказанное в мемуарах К. Г. Маннергейма о том, что окончательно Финляндия стала «в единый строй с Гитлером» лишь весной 1941 г. Тем не менее к перспективам финско-немец-кого сотрудничества Паасикиви относился крайне критически. В этом смысле его вывод о том, что «тогда мы сделали роковую политическую ошибку», [37] представляется исключительно важным.

37

Ibid. S. 221.