Вся эта ложь
Шрифт:
Он откашливается, вероятно, не привык удивляться.
“Роберт Эванс был блестящим человеком, у которого не было никаких амбиций быть чем-то большим, чем уборщиком. Плата была достаточно хорошей, и он наслаждался часами, потому что это давало ему больше времени со своими детьми”.
Он глубоко и тяжело вздыхает.
“Я слишком много работал. Джейкоб проводил там больше времени, чем дома. Я даже не знала, что он был влюблен в Маркуса, пока не прошло много лет после смерти мальчика. Однажды ночью он рассказал мне все, сломался прямо там, на этом
Он рассказывает нам о Джейкобе, а не о Роберте, говоря о его недостатках. Это рассказ печального отца, которого я слишком часто слышал в случаях, когда они потеряли ребенка. Никогда не было случая, чтобы сын был еще жив.
“Роберт был простым человеком, который никогда не создавал проблем. Но он нарисовал себя легкой мишенью для шерифа, который просто хотел, чтобы кто-то заплатил за смерть его дочери. Не имело значения, был ли он невиновен. Не имело значения, было ли у него алиби. Ничто не имело значения, кроме мести одного человека. Роберт Эванс был самой несчастной душой, которую я когда-либо знал”.
“Почему ты так говоришь?” - спрашивает Донни, хотя это должно быть очевидно.
“Он потерял любовь всей своей жизни из-за двух богатых пьяниц. И ее родители, и его родители уже умерли, оставив его без помощи, чтобы заботиться о своих детях. Он лишился жизни из-за того, что оказался не в том месте не в то время. И его детей убили за преступления, которых он никогда не совершал. Не понимаю, как тебе может не повезти больше, чем это”.
Донни прочищает горло и ослабляет галстук. Каждый раз, когда мы слышим больше о семье Эванс, мы становимся немного более инвестированными. Это, наверное, самое душераздирающее дерьмо, которое я когда-либо слышал.
“Что произошло после суда?”
“Суд, который не должен был происходить в таком маленьком городке, как Делани-Гроув?” - с горечью спрашивает он. “Судебное разбирательство, которое не должно было произойти с предвзятым решением судьи? Вы понимаете, что он мог бы подать апелляцию без особых усилий?”
Мы оба киваем, решив хранить молчание, пока он обуздывает свой гнев.
“Я не знаю, что они с ним сделали. Все, что я знаю, это то, что он, черт возьми, точно не повесился. Он уже попросил Ханну Монро связаться с ним, предложив подать апелляцию по его делу и взмахнуть своим гонораром. Она собиралась разрушить Делани Гроув”.
“Что с ней случилось?” Я спрашиваю.
“Она все еще горячая штучка на Манхэттене. После того, как он умер, она ушла, как обычно делают акулы в этом городе.”
Я беру свой телефон и нажимаю кнопку воспроизведения на сделанной мной записи.
“Тише, малышка” - это первые слова, которые звучат вслух. Это та же самая запись из динамиков, которой потребовалась вечность, чтобы заткнуться.
У него перехватывает дыхание, и он смотрит на телефон почти непроницаемым взглядом. Наконец, он снова поднимает глаза, его губы напряжены.
“Это Жасмин”.
“Жасмин?” -
“Жасмин Эванс”.
Он встает и хватает еще один DVD, на этот раз лежащий на виду. У него есть несколько, которые, похоже, будут сожжены дома, все помечены.
Когда он возвращается, он протягивает его мне.
“Это из той пьесы за год до ее смерти. Все в городе были там. Оба ребенка Эванса тоже были в этом замешаны. Роберт тоже. Это было большое событие для города, потому что это была пьеса в День основателя. Это был последний год, когда город праздновал его.”
"почему?”
“Шериф отменил его на следующий год из-за чего-то, что случилось с некоторыми из его заместителей. Через год после этого он не восстановил его. То же самое для следующего. Вскоре это стало забытой традицией".
“что случилось?” - спрашиваю я, хотя мне и не следовало бы этого делать.
Он наклоняется вперед, глядя мне прямо в глаза. “То же самое, что всегда происходит, когда у вас есть кучка людей, слишком близких к власти. Они думают, что шериф непобедим, и по доверенности они тоже непобедимы. Я мог бы дать вам список неосторожностей длиной в милю, но в тот конкретный день был устроен пожар. Помощники шерифа сожгли дом с двумя людьми в нем, потому что они не хотели продавать свою собственность за ресторан в новом городе—ресторан, который шериф открыл после их безвременной смерти”.
“Что случилось с помощниками шерифа?” - спрашивает Донни.
“Чад Бриггс и его брат все еще работают там. День основателя был отменен. Депутатам не было объявлено выговора. Пожар был квалифицирован как несчастный случай. Это стало катализатором коррупции, которая только усилилась. Люди поняли, что они должны сделать так, как им приказали, или пострадать от последствий. Вскоре люди просто научились притворяться, что Делани-Гроув был милым маленьким родным городом, каким его считал остальной мир".
“Вот почему наш субъект использует эту музыку”, - тихо говорю я Донни.
“Простите, что это было?” - спрашивает Кристофер Денвер, ожидая, что я повторю это немного громче.
“Что они сделали с Робертом Эвансом?” - спрашиваю я вместо того, чтобы ответить ему.
“Если вы хотите получить эти ответы, вам нужно поговорить с кем-то, кто знает. Этот город точно не делился грязными секретами с единственным человеком, который пытался его защитить.”
Он откидывается на спинку стула, изучая нас.
“Ты можешь хотя бы указать нам правильное направление?” - спрашивает Донни. “Назовите нам имя того, кто будет говорить?”
“Я мог бы сказать тебе кое-кого, кто легко сломается, если ты на него надавишь. Но что хорошего в том, чтобы это знать?”
“Прошу прощения?” Я спрашиваю.
Он откидывается назад, его глаза сузились. “Ты можешь услышать все истории, которые захочешь. Показания очевидцев означают, что он выступит против всей полиции и судьи. Они значат еще меньше, когда эти свидетели исчезают или решают отказаться от своих показаний”.