Вся правда о нас
Шрифт:
— Четвёртый любимый муж? — переспросил я. — Это как понимать? Кроме него есть ещё как минимум три любимых мужа? И парочка нелюбимых, чтобы жизнь сахаром не казалась?
— Ну да, примерно так, — согласился Джуффин. — А, стоп! Ты же ничего не знаешь о чангайских брачных обычаях. Неудивительно, в Мангиной энциклопедии они не описаны, причём по очень смешной причине: покойный Нуфлин Мони Мах внезапно встревожился, что чангайские порядки придутся по нраву гражданам Соединённого Королевства, и народ потребует установления у нас соответствующих законов. Не знаю, почему эта идея так напугала старика, но он воспользовался своим правом осуществлять цензуру и сократил главу о брачных законах Чангайской империи до полной утраты содержания.
— И что же там за брачные законы? —
— Довольно забавные. Но с учётом особенностей чангайской истории и культуры, чрезвычайно разумные. Штука в том, что всякий совершеннолетний гражданин Чангайи имеет право заключать брак с любым числом других совершеннолетних граждан, вне зависимости от их текущего семейного положения…
— Мне уже нравится.
— Кто бы сомневался.
— Так, погоди. Я хочу разобраться. Если, допустим, у меня уже есть восемнадцать жён, и я хочу завести девятнадцатую, а у неё при этом имеется муж, никого это обстоятельство не смутит? И мы спокойно поженимся?
— Совершенно верно. С той лишь поправкой, что вряд ли у твоей избранницы будет всего один муж. Настолько одинокую женщину в Чангайе ещё поди отыщи. Но вашему браку её семейное положение совершенно не помешает.
— Какой восхитительный бардак!
— А вот тут ошибаешься. Не бардак, а полный порядок, обеспеченный строжайшим соблюдением брачных контрактов, составление которых порой занимает больше времени, чем собственно супружеская жизнь. Эти документы оговаривают все детали союза: с какой целью и на какое время он заключается, совместно или раздельно будут проживать супруги, насколько часто они должны встречаться, какие обязанности берут на себя по отношению друг к другу и прочим заинтересованным лицам — то есть, остальным мужьям и жёнам, включая будущих. Нарушение брачного контракта может привести к расторжению не только текущего, но вообще всех уже заключённых союзов и даже к пожизненному запрету вступать в новые официальные отношения, а такие неприятности никому не нужны, поэтому к контрактам относятся крайне серьёзно. И это, как я понимаю, изрядно упрощает всем жизнь.
— Ну уж нет, тогда я не согласен. Я бы сразу запутался — что, с кем, куда, кому и чего.
— На такой случай существует прекрасный выход: ты можешь заключить брак с грамотным юристом и прописать в контракте, что будешь любишь её больше жизни, скажем, шесть дней в году, а она — консультировать тебя по всем брачным вопросам.
— Отличная сделка. В смысле, ужас кромешный.
— Ну так сразу и ужас. На практике, большинство людей обычно ограничивается пятью-шестью союзами, среди которых встречаются любовные, экономические, учебные, профессиональные — не обязательно с юристами, какой специалист тебе в семье нужен, на том и женишься. Или, скажем, на одной из любимых жён специалиста, оформив при этом большой общесемейный брачный контракт, по условиям которого ты породнишься не только с новой супругой, но и со всеми членами её семьи. Собственно, в этом основной смысл: благодаря столь сложной системе брачных союзов, практически все чангайцы являются членами одной большой семьи. Очень удачное решение! Всего пару тысяч лет назад страну раздирали постоянные конфликты между семейными кланами. Обычай кровной мести в сочетании с правом каждого на убийство во имя гордости наносил численности населения больший ущерб, чем любая война. Теперь о таком и помыслить невозможно. Какая может быть кровная месть, когда все вокруг — родня? И вон тот неприятный тип, косо посмотревший на твою любимую сестру — седьмой муж пятой жены старшего сына третьего мужа вашей собственной тётки. Поэтому вместо того, чтобы хвататься за нож, ты вежливо говоришь ему: «Чего пялишься, скотина?» А он деликатно отвечает: «Тебя забыл спросить, урод», — даже топор из-за пояса при этом не вынув.
— Какие прекрасные, душевные люди оказывается живут в Чангайской Империи, — вздохнул я. — Эй, а ты точно уверен, что я нужен тебе на этом обеде?
— Ты мне? Конечно нет. Это тебе самому необходимо там быть. Отличный шанс задать все накопившиеся у нас вопросы и получить ответы практически из первых рук. Леди Мариенна довольно долго жила на границе с Урдером — ради любимого мужа, который не мог оставить какую-то важную выборную должность до истечения срока полномочий. Кому как не ей знать урдерские обычаи. И нет, сэр Макс, тебя никто не заставит на ней жениться. В самом худшем случае, пока госпожа посол будет получать разрешение на брак с иностранцем и составлять соответствующий контракт, ты успеешь не только сбежать на край Мира, но и четырежды обойти его пешком.
— Ладно, — обречённо согласился я. — Тогда пожалуй рискну.
— Это полная чушь! — безапелляционно объявила леди Мариенна Курчан.
Не будь она прекрасной леди и по совместительству послом дружественной страны, я бы сказал: «гаркнула». И топнула ногой — видимо, чтобы придать своим словам больше веса. И ещё швырнула на пол тарелку, но с этой её манерой я уже свыкся, пока мы с Джуффином рассказывали о хозяевах «Света Саллари» и формулировали свои вопросы.
Большая стопка специальных чистых тарелок, предназначенных для битья, стояла перед каждым из нас. В соответствии с чангайскими правилами хорошего тона, всякий человек имеет право на демонстративное проявление любых эмоций, при условии, что его поведение не нанесёт ущерба жизни, здоровью и имуществу остальных участников беседы. И специальные тарелки для битья — обязательный атрибут всякой дружеской, деловой или любовной встречи. Только в общественные места каждый ходит со своим запасом посуды, а отправляясь в гости, можно положиться на щедрость хозяина дома.
Нечего и говорить, что узнав о столь прекрасном обычае, я пришёл в восторг и решил немедленно его перенять. Меламори будет совершенно счастлива, да и я сам, чего греха таить, отлично заживу. Тем более, что тарелки тарелками, а топать ногами, стучать кулаком по столу, повышать голос и делать другие приятные вещи у чангайцев тоже не возбраняется. А вот заехать собеседнику в челюсть или выплеснуть ему в лицо остатки супа — уже совершенно недопустимое проявление несдержанности, стыд и позор.
Идеальный, я считаю, баланс. И окружающие целы, и ты душу отвёл.
— Ничего подобного описанным вами чудесам в Урдере происходить не может, — подытожила госпожа посол. — А если бы хоть раз такое случилось, урдерцы, будьте уверены, позаботились бы, чтобы об этом событии узнали аж в Арварохе. Кричали бы о нём на всех углах, даже тысячу лет спустя после происшествия. Они там великие хвастуны!
И швырнула ещё одну тарелку, на сей раз не на пол, а в стену. Да с такой силой, что осколки разлетелись в разные стороны. Один просвистел возле моего виска, как вражеская пуля. Не зря я не хотел идти на этот обед. Сердцем чуял смертельную опасность.
Из моего рассказа может показаться, что леди Мариенна Курчан была звероподобной громилой, как минимум двухметрового роста, с бицепсами размером в мою голову. Но нет. Перед нами сидела миниатюрная блондинка средних лет, с почти кукольным лицом, огромными ореховыми глазами, по-детски тонкими запястьями и трогательной манерой сдувать со лба отросшую чёлку. Но голос у неё при этом был низкий и гулкий. И такой громкий, что хоть уши затыкай.
Но я как-то постеснялся.
Выплеснув эмоции, леди Мариенна взяла деловой тон и принялась объяснять по пунктам:
— Начнём с разноцветной рожи вашего приятеля. И его бесстыжей брехни, будто это фамильное проклятие. Всякое, конечно, в жизни случается. Но учтите, если его предка действительно прокляли, это был кто угодно, но только не урдерский колдун. Тамошние вообще не умеют проклинать. Да и зачем бы им? Они же убить могут за любой пустяк, и никто слова поперёк не скажет. Мой четвёртый любимый рассказывал, что его младший брат однажды срубил дерево. Не знаю, зачем, может оно просто солнце ему заслоняло. И что вы думаете? Тут же из леса прибежал какой-то полуголый безумец, сказал, что он лучший друг этого дерева, метнул в мальчишку камень, тот упал замертво, а колдун ещё полчаса вокруг его тела плясал, бормоча заклинания, и над деревом причитал. И никто его не остановил: по тамошним законам колдунам всё можно. Лопнуть им четырежды в дерьмовом сне!