Вся правда, вся ложь
Шрифт:
– Опрометчиво, как выяснилось. Не знаю, кто из них кого нашел, но девушка оказалась в погребе…
– Надо ехать в Голованово, – нахмурилась я.
– Если он сбежал, то вряд ли отправился в родной город, да еще к родителям. Ты ведь их собираешься навестить?
– Собираюсь. Вдруг они знают, где он сейчас? Столько времени прошло, родственники должны беспокоиться.
– А если ему плевать на родственников? Или родственникам на него.
– Все-таки это странно, человек отсутствует почти месяц, и никто его не ищет, – досадливо
– Давай отложим визит к родне на завтра. Больше шансов застать их дома. Я пока точный адрес узнаю, чтобы по подъездам не рыскать. А сегодня накормлю тебя мороженым. Или свожу в зоопарк.
– Ага. Покатай меня на пони, сделаем фотографию на память. Мы едем или нет?
– Или нет. Я тебе объяснил, почему. Дыбенко там не резон появляться, если уж он, по твоей версии, ударился в бега. Спешить нам некуда. До завтра точно ничего не случится.
– А если он еще кого-нибудь убьет?
– Так это же здорово… дело станет еще интересней.
– Идиот. Я должна рассказать бывшему об этом Андрее. Крайний срок – понедельник. Значит, надо ехать сегодня. Завтра такой возможности уже не будет.
– Почему это? Все рассказать бывшему ты можешь вечером, а днем встретиться с родней. И не вздумай одна туда тащиться. Только накосячишь. Если парень в бегах, надо быть очень осторожными, чтоб не спугнуть злодея.
– Сказал бы прямо, что встречаешься с шатенкой из «Гранда».
– А что, это идея, если зоопарк отменяется.
– Не бережешь ты себя, – заметила я ехидно.
– Куда деваться? Натура такая: не могу пройти мимо того, что плохо лежит, и не попользоваться. Ну, едем в зоопарк?
– Домой, – буркнула я.
– Ко мне, к тебе? Шучу, – засмеялся Берсеньев, и мы наконец-то тронулись с места.
Всю дорогу он на меня поглядывал и ухмылялся, а я делала вид, что этого не замечаю.
– Может, все-таки мороженое съешь? Или выпьешь сто грамм? Ты ведь уже взрослая девочка.
– Отвали.
– О чем ты так сосредоточенно размышляешь? Прикидываешь, где Дыбенко искать?
– Честно? – спросила я.
– Если очень хочется – соври. Я неприхотливый. Ну, так о чем задумалась, прекрасное создание?
– О тебе.
– О-па, что-то новенькое.
– Старенькое. Не могу понять, как меня угораздило с тобой связаться. Ведь знаю, что редкая сволочь.
– Допустим…
– Не допустим, а так и есть. И что?
– Что?
– Везде с тобой таскаюсь и слушаю твой треп. Это нормально?
– Вот уж не знаю… Мне бы тоже давным-давно надо тебе шею свернуть, а я то сопли тебе вытираю, то резво бегаю в поисках свидетелей, которые мне даром не нужны. Хотя в моем случае все худо-бедно понятно. Я – мужчина, ты – женщина, должно быть, инстинкт срабатывает: детей, женщин и больных надо защищать, хотя разумней держаться от них подальше. Особенно от больных, это как раз твой случай.
– Ты стриженой скажи про свои инстинкты, она прольет слезы умиления.
– Слушай, – ахнул Берсеньев, – а может, ты уже созрела для нового чувства и тебя непреодолимо тянет ко мне?
– Ты меня дразнишь, – наконец-то сообразила я.
– Дразню, – кивнул Сергей Львович. – А шею тебе свернуть при всем желании не могу. Димка-то прав, это все равно что ежика обидеть.
– Еще один придурок на мою голову. Слушай, умник, а почему бы тебе самому не влюбиться? Хоть в ту же шатенку из «Гранда». Женился бы, нарожал детей… А ты сидишь в пустой квартире, смотришь на закат и пьешь горькую. Свою великую любовь оплакиваешь.
Берсеньев схватил меня за шиворот и больно ткнул в переднюю панель, я охнула, собралась вопить, но сдержалась.
– Ну, вот, ежика обидел, – сказала со вздохом.
Берсеньев засмеялся.
– Я ведь предупреждал – не наглей. Мы с тобой, счастье мое, похожи… вот, к примеру, ты…
– Может, с тебя начнем? – вытирая лицо ладонью, предложила я.
– Возьми платок в бардачке, – кивнул Берсеньев. – Сколько раз ты была замужем? Четыре? И все твои мужья были тебе по барабану.
– За первого я вышла по глупости, а третьего родители сосватали.
– Но второго и четвертого ты выбрала в здравом уме? А потом появился Стас, и все, приехали… Никем его не заменить, из сердца не вырвать, а горькая судьбинушка распорядилась так, что вместе ужиться не смогли.
– Я поняла. Я неуважительно относилась к чужим чувствам, и господь вознамерился показать мне, где раки зимуют. Вот тебе любовь, по самое не могу.
– Точно. Сунет ее господь дуракам в руки, да не скажет, что с ней делать. И они ее по глупости профукают. Хотя в твоем случае есть хорошие шансы, и я бы ими воспользовался.
– Чтобы растолковать все это, необязательно было тыкать меня мордой в панель.
– Я легонько. Знай свое место. В этом мире командуют мужчины.
Он въехал во двор, и я поспешила выбраться из машины, но Берсеньев меня остановил. Ухватил за подбородок и развернул к себе.
– Разгадка-то проста, – улыбнулся он, но говорил серьезно. – Как ни парадоксально это звучит, со мной ты чувствуешь себя в безопасности. Потому что я от тебя ничего не хочу. В отличие от Димки, Славки и прочих твоих мужиков. А ты ничего не хочешь от меня.
– И все равно мордой в панель не стоило.
Доходчивые разъяснения Берсеньева моей задумчивости не уменьшили, и в квартиру я поднималась, сурово хмуря лоб. Попробовала приготовить обед, но тут же бросила это занятие, полежала на диване, телевизор посмотрела. Ехать одна в Голованово не рискнула, вдруг правда накосячу. А вот встретиться с Одинцовым мне ничто не мешает. И я позвонила Геннадию Владимировичу.
– Приезжайте ко мне.
Он появился минут через двадцать, стремительно вошел в квартиру и спросил с надеждой: