Вся власть Советам. Том 3
Шрифт:
Кивнув присутствующим и аккуратно, бочком, обойдя людей в черных кожаных куртках, члены семьи бывшего императора России сели в мотор со свирепым названием «Тигр» и отправились в Гатчину, где их уже с нетерпением ожидали отец и бабка. А отбывающих зычный голос бортмеханика вертолета, привыкшего перекрикивать рев винтов, не в самом вежливом тоне пригласил «занять места согласно купленным билетам».
Когда последний пассажир, кряхтя с непривычки, устроился на жестком металлическом сиденье в салоне вертолета, с удвоенной яростью взревели двигатели – и железная птица рванулась вверх, в хмурое питерское небо. Полет на высоте полутора верст был скучен до крайности. Довольно быстро вертолет пробил нижний край облачности и погрузился в сплошное белое молоко. Противный вой моторов, тряска, ходящее ходуном под задницей сиденье… но
Кто знает, о чем думали люди, сидя во чреве гремящей железной птицы, несущейся в сплошном тумане над покрытой первым снегом землей… Точно так же, наверное, и сама Россия неслась во мгле навстречу своему неизвестному будущему.
О чем думал свежеиспеченный контр-адмирал и старый холостяк Модест Иванов, за долгие годы службы в императорском флоте повидавший дальние страны, моря и насмотревшийся на чужую жизнь и чужие нравы? Быть может, о том, что советское правительство поставило перед ним труднейшую задачу: фактически на голых скалах, в условиях заполярной тундры, создать военно-морскую базу масштаба Кронштадта и Севастополя. Работы, что говорится «начать и кончить», что ничуть не исключает ее важность и необходимость.
Все правильно: и Балтика, и Черное море в условиях развития минного дела, аэропланов и подводных лодок превращаются для кораблей первого ранга в ловушку, из которой нет выхода. Океан – вот стихия для линкоров и крейсеров. Но ни в Севастополе, ни в Кронштадте океаном даже и не пахнет. Замкнутые моря с узкими, как бутылки горлышками проливов, контролируемых Бог знает кем.
А новая база на Севере позволит обрести свободный выход в открытое море. Но это будет потом, а пока там практически ничего нет, кроме тоненькой, сделанной, что называется, на живую нитку, железнодорожной колеи, связывающей Кольский залив с центральными губерниями. И все предстоит создавать с нуля: начиная от казарм для команд и кончая доками и судоремонтным заводом, без которого флоту просто некуда деться. А тут еще эти англичане, будь они трижды неладны…
О чем думал капитан 2-го ранга Владимир Белли? Может, о той таинственной незнакомке, с которой он простился на Воскресенской набережной, не желая раскрывать ее инкогнито даже перед лучшими друзьями… Как ее звали – Ольга, Татьяна, Елена или Мария – и кто она? Так и осталось неизвестным ее имя. И что с ней стало в нашей истории, знает один только Бог. Тиф, «испанка», холера, разбои и грабежи, голод и холод первых революционных зим, бессудные казни заложников, «красный террор»…
Известно лишь, что старый моряк до конца своей долгой жизни (а умер он в возрасте девяносто шести лет) бережно хранил ее фотокарточку. Только Петроград новой реальности – куда более безопасный город, чем он был в той, нашей реальности, а кавторангу Владимиру Белли всего тридцать лет. Он молод, красив, на хорошем счету у нового начальства, и ничего еще не предрешено…
О чем думал каперанг Петров? О застрявших в ноге осколках японского фугаса (привет от микадо из 1904 года)… О бывших друзьях, которые могут оказаться злейшими врагами. О том, что и саму флотилию Ледовитого Океана, и береговые службы придется очищать от людей, некритически оценивающих участие России в Антанте и ставящих «союзнические» отношения с Англией и Францией превыше интересов самой России. А ведь есть еще банальные казнокрады, жулики и взяточники всех мастей, готовые за деньги напакостить своей стране. И если Викжель в Питере уже обезврежен, то на Мурмане еще процветает аналогичный Совжелдор, а также целый куст разного рода «революционных комитетов», унаследованных от февральской эпохи и переполненных проходимцами всех мастей. Они вносят дезорганизацию в жизнь Мурмана, и порой бывает трудно понять, глупость это, алчность лихоимца или изощренное предательство.
То, что капитан 1-го ранга успел узнать о состоянии дел на Севере, можно было охарактеризовать лишь термином «Клоака МАксима» – так в древнем Риме называли городскую канализацию. И эту клоаку
Мысли Рыбина были почти в точности похожи на мысли каперанга Петрова. В условиях, когда партия декларировала переход власти в руки трудового народа и начало мирного строительства государства всеобщей справедливости, девяносто процентов бывших товарищей из соратников и попутчиков превратились в лютых врагов, ибо не умели ничего другого, кроме как разрушение всех основ.
Антон Рыбин, в числе прочих, участвовал в допросах уцелевших участников «винного мятежа», и знал, кому именно было выгодно это «разрушение основ». При этом ему открылись такие бездны предательства и порока, что человек с более слабой психикой не выдержал бы и наложил на себя руки. Провокатор все равно остается врагом пролетариата, даже если работал не на царскую охранку, а на французскую, британскую или на американскую разведку… Куда там тайнам нилусовских «Сионских мудрецов»… Антон увидел воочию, какой змеиный клубок представляли собой «птенцы Троцкого», приехавшие в Россию для разжигания «мирового пожара». Хорошо, что на них нашлись «пожарные», которые пулеметами, словно огнетушителями, загасили троцкистско-свердловскую нечисть.
Но в Мурмане все было еще впереди. И он, товарищ Рыбин, должен очистить от этой скверны Советский Север, как товарищ Дзержинский сейчас очищает Петроград и центральные губернии.
А Самохин, привалившись спиной к вибрирующему борту вертолета, думал о том, жив ли его товарищ и соратник по партии гальванный унтер Петрухин. И если цел, то именно с него и начнется все комиссарство. Сейчас, когда после побед под Моонзундом и Ригой партия большевиков перестала ассоциироваться у многих с наклеенным на нее ярлыком предателей и германских шпионов, пришла пора расширения рядов партии за счет вступление в нее сочувствующих рабочих «от станка», а также матросов, солдат, и даже офицеров. Новый этап развития партии большевиков, когда она из оппозиционной превратилась в правящую, требует от нее и новых методов работы с людьми. Попытка же увеличить численность за счет так называемых «партий-попутчиков», предпринятая летом этого года, не дала большевикам ничего, кроме новых проблем. Попутчики, они и есть попутчики, и союз с ними временный – до того самого момента, когда логика политического развития неумолимо сделает их непримиримыми врагами.
И, кажется, такой момент настал. Кто-то из новых оппозиционеров кричит об узурпации Сталиным власти, кто-то о том самом «сломе до основанья», оборонцы и сторонники революционной войны возмущаются «позорным миром», а эсеры вопят, что «Декрет о Земле» нагло украден из их партийной программы… А может, все дело в том, что эти люди умеют только разрушать, и совсем не желают строить. Это, конечно, печально, но в первую очередь для них же самих. Ибо если враг не сдается, его уничтожают. В этом Самохин был полностью согласен с товарищем Сталиным.
О чем думал товарищ Молотов после того, как справился с первыми приступами тошноты? Может, о том, что в далеком северном краю все настолько еще голо и пусто, что именно там проще всего будет попытаться построить новую жизнь, превратив Мурман в витрину социализма и новых, братских отношений между гражданами Советской России.
Во время беседы, которая состоялась вчера глубокой ночью, товарищ Сталин сказал, что все предстоит делать буквально с нуля. И царское, и Временное правительство успели лишь организовать примитивный порт, пригодный для выгрузки грузов с пароходов прямо на берег, и в авральном режиме построить одноколейную железную дорогу до Питера… Все же остальное – необходимое, чтобы Мурманск стал крупным морским и рыбным портом, центром советской Заполярья, промышленным городом – теперь предстоит сделать большевикам. Для этого надо не только удержать на месте тех рабочих и инженеров, что уже трудятся на Севере, но и привлекать к делу все новые и новые трудовые резервы. Работы не просто много, ее очень много. Но она должна быть сделана. В противном случае первое в мире государство победившего трудового народа просто сомнут окружающие его международные империалисты….