Вся власть советам!
Шрифт:
Британские комендоры, не видящие ни противника, ни вспышек его выстрелов, будут вынуждены посылать свои ответы «на деревню к дедушке», что сведет на нет все преимущества «Дредноута» в дальности стрельбы и качестве систем управления огнем.
Главной же фишкой «Чесмы» должны были послужить полученные ею еще во Владивостоке японские фугасные снаряды повышенной мощности, снабженные русскими трубками и залитые пятьюдесятью килограммами тола. В русских фугасных снарядах образца 1911 года тола, кстати, было только тринадцать с половиной килограммов. Проведенные перед Первой мировой войной на Черноморском флоте опытовые стрельбы бронебойными и фугасными двенадцатидюймовыми снарядами образца 1911 года показали, что при остром угле
Если «Чесма» должна была солировать, то «Моонзунд» со своими еще более старыми орудиями выступит в качестве подпевалы, работая по британским броненосным крейсерам, которые должны были следовать за «Дредноутом». Дело в том, что два корабля того периода, стреляющие по одной цели одним и тем же калибром, будут только мешать друг другу. В то же время батарея Кетлинского ни «Чесме», ни «Моонзунду» не помеха — ни один корректировщик не спутает всплески от падений шести- и двенадцатидюймовых снарядов.
БПК «Североморск» занял позицию в горле губы Большая Волоковая, прикрытый от противника скалистым выступом полуострова и готовый поставить закрывающую его дымовую завесу. Расстояние от его позиции до траверза маяка Седловатый, далее которого британские корабли не должны были пройти, составляло чуть меньше четырнадцати кабельтовых. «Шквал» пройдет его за двадцать пять секунд. Пакета из двух таких торпед хватит, чтобы отправить на дно корабль и посолидней «Дредноута». Причем британцы не успеют уклониться от посланного им привета из будущего. Возникает вопрос, а зачем же тогда вся эта пиротехника с боем и стрельбою. Зачем «Чесма», «Моонзунд», батарея Кетлинского и прочий ненужный героизм?
Ответ прост. В суматохе боя выжившие британцы могут и не понять того, «что это было», приняв взрывы за минную банку или случайное золотое попадание русского фугаса, подорвавшее погреба. Кроме того, золотое попадание, с учетом всего вышеописанного, реально может и в самом деле иметь место. И тогда услуги «Североморска» просто не понадобятся, что позволит сберечь ценные боеприпасы для будущей встречи с кораблями его величества.
Ну, а третья засада — это «сладкая парочка»: крейсер «Аскольд» и эсминец «Адмирал Ушаков», укрывшиеся в пятидесяти пяти кабельтовых к востоку от горла Кольского залива за островом Серый. Их задача — после того как будут побиты «большие британские парни», выйти из засады и, отрезав путь к отступлению, принудить к безоговорочной капитуляции их свиту, состоящую из эсминцев и транспортных судов. Пленные — они всегда пленные. Если приходится отпускать домой германцев, то почему бы не попробовать заменить их британцами или индусами.
Итак, на фоне серого ноябрьского рассвета показались многочисленные дымы подходящей британской эскадры. С НП батареи Кетлинского хорошо был виден идущий первым флагман эскадры, в котором безошибочно угадывался линкор «Дредноут». Следом, с интервалом в полмили, следовали оба броненосных крейсера, а на некотором отдалении от крупных боевых кораблей, словно овцы под охраной пастушьих овчарок, тяжело плелись пузатые транспорты с войсками, угольщики и эсминцы сопровождения.
Для русских моряков это известие не стало неожиданностью — радар «Адмирала Ушакова» засек британскую эскадру еще несколько часов назад, когда она только огибала полуостров Рыбачий. Завидев вход в Кольский залив, «Дредноут» и оба броненосных крейсера увеличили ход, отрываясь от транспортного каравана. Практически одновременно на русских кораблях взвыли ревуны боевой тревоги. Несмотря на зябкий ветер с Баренцева моря, день обещал быть очень жарким.
13:10.
Контр-адмирал Иванов сошел с катера на берег и оглянулся. На «Чесме» и «Моонзунде» кипела видимая даже невооруженным глазом лихорадочная предбоевая суета. На кораблях чуть заметно курились первые трубы, что говорило о том, что пары в котлах поддерживаются только для работы динамо-машин и отопления жилых и боевых помещений.
Вот башни главного калибра повернулись, и двенадцатидюймовые стволы уставились в небо, навстречу приближающейся британской эскадре. В ту же сторону уставились и башни среднего калибра, но их час наступит позже, если противнику вообще удастся подойти к рубежу открытия огня средним калибром. Вес двенадцатидюймового снаряда — четыреста десять килограммов, а шестидюймового — сорок. В «чемодане» главного калибра залито пятьдесят кило тротила, а в шестидюймовом снаряде только полтора кило влажного пироксилина.
В расположенном на том берегу бухты Екатерины Александровске было заметно нездоровое, но вполне ожидаемое оживление. Патрули из морских пехотинцев и недавно сформированных красногвардейцев брали под охрану ключевые точки города и просили обывателей не мельтешить на улицах в поисках острых ощущений, а как можно скорее попрятаться по подвалам и специально отрытым убежищам и щелям. Наготове была и пожарная команда. Ведь не сумев нащупать русские корабли, ведущие перекидной огонь через сопки, британские снаряды, скорее всего, упадут на город и причалы.
Еще мичманом Модест Васильевич Иванов участвовал в обороне Порт-Артура и помнил перекидные обстрелы города и порта японской эскадрой. Вздохнув, контр-адмирал запахнул борта шинели и, повернувшись, быстрым шагом пошел по дощатому тротуару к сопке в центре острова, на вершине которой пришельцами из будущего был оборудован флотский НП.
Поднявшись на высоту шестьдесят четыре метра над уровнем моря, из-под бревенчатой кровли в три наката контр-адмирал обозрел Кольский залив от Александровска до самого горла. Лежащий впереди пологий и низменный остров Большой Олений не мешал наблюдению. Выполнявший роль адъютанта мичман Колбасьев молча подал адмиралу Иванову бинокль. Через просветленную цейсовскую оптику был четко виден идущий первым линейный корабль «Дредноут». Клубы густого черного дыма частично закрывали следующие за ним в кильватере броненосные крейсера.
На глаз скорость британского соединения оценивалась узлов в пятнадцать. То ли противник опасался навигационных сюрпризов на незнакомом фарватере, то ли артиллерийские офицеры «Дредноута» попросили не задымлять им главный КДП, расположенный на грот-мачте, сразу за первой трубой.
— Красиво идут, черти, — выдохнул стоящий рядом с Ивановым кавторанг Белли. — Модест Васильевич, может, прикажете открыть огонь?
— Рано, Владимир Александрович, рано, — ответил Иванов. — Пусть этот сэр Оливер влезет «Дредноутом» в горло залива, тогда и посмотрим, что он там сможет сделать на фарватере, маневрируя под нашим огнем.
Кавторанг Белли кивнул. Он помнил, что в результате вчерашней учебной стрельбы срочно доставленными из Питера двенадцатидюймовыми практическими снарядами фарватер был пристрелян на всем своем протяжении. Кроме того, выйдя во время стрельб в море на эсминце «Властный», кавторанг лично убедился, что командующий идущей на прорыв британской эскадры не сможет обнаружить русских кораблей. А плюхнувшийся в воду всего в полукабельтове от эсминца шальной двенадцатидюймовый «чемодан» вызвал у Владимира Белли тот небольшой нервный озноб, который появлялся у него во время боевого похода. А главное, что он понял, что они сделали все возможное и невозможное, готовясь к грядущему сражению. И теперь все должен решить бой, который, как говорят потомки, «покажет всё».