Вся жизнь – игра
Шрифт:
– Ай да идиоты… ба-алваны! – заорал прямо в мое ухо Маминов-старший. – Рыбу динамитными шашками глушат, кретины!
– Поехали посмотрим, что там у рыбачков! – предложила я, потом помахала рукой Алексею Павловичу, приглашая их с нами.
В этот момент откуда-то послышался характерный шум пропеллера, и на простор речной волны выкатился свет ясен месяц – патрульный вертолет, без сомнения, полный решимости осуществить функции рыбнадзора. Откровенно говоря, мне было непонятно, к чему тут вертолет. То ли его наняли для охраны дачи Климова и окрестностей, то ли это в самом деле ведомственный, то ли он по собственной инициативе рыщет тут, что, конечно, хуже всего. Наверно,
– Че, господа милиционеры? – пропел Пал Борисыч и болезненно скривился.
Я замедлила ход, внимательно наблюдая за вертолетом. С» Амура», где находились Леонид Ильич со товарищи, замахали руками, и вертолет, не снижая высоты, пролетел мимо. На этом инцидент с глушением рыбы был исчерпан, и «Амур», после того как всплывший кверху брюхом улов был собран, направился к берегу, где его уже беспокойно поджидали.
– А-ат, черрт! – восхищенно крикнул старший Маминов. – Все у Ильича схвачено, а? Даже тут нарвался на этих, законников то бишь, как по заказу: только что рыбу глушанул, всплывет она – штраф нехилый катит за браконьерство. А он помахал ручкой, и те улетели. Если, однако, это не он сам их завербовал охранять его цэковскую тушку и важных гостей. А то Мавродитиса он уже наохранял.
Когда катер причалил к берегу, мы на своих гидроциклах уже минут пять как добрались до суши и пошли купаться, причем Маминов плавал прямо в бронежилете и в оранжевой майке.
Хотя сложно назвать плаванием то, что проделывал банкир Маминов: он окунулся в воду под пристальным взглядом климовской охраны, перевернулся на спину, опять на живот, несколько метров проплыл неуклюжими бабьими гребками и вылез на берег. Я поискала глазами босса: он стоял рядом с отцом Валентином, Анной Ивановной и Бергом. Все курили. Отец Валентин держал в руке сигаретную пачку, потом смял ее и бросил на песок. Я глянула, в глазах поплыли буквы: «Hors Concours DU», и ниже то ли Meersingeer, то ли Meerbindeer. Мгновение – и погасли все звуки. Я сделала шаг вперед, в глазах дернулось, и все встало на свои места: на песке лежала пачка «Парламента».
Когда вернулись звуки, я даже рассмеялась от испытанного облегчения. Быть может, и трезвые глаза отца Валентина мне привиделись точно так же, как эта пачка неведомых мне сигарилл.
…Показалось? Желание поскорее прервать эту странную, неизмеримо опасную игру вокруг Маминова становится навязчивой идеей? Я глянула на банкира: наверно, Маминов прав, что не лезет на середину реки, а полощется у берега.
…Сильные руки схватили меня за щиколотку и потянули вниз. Я попыталась вырваться, неловко хватанула ртом изрядную порцию воды и забила руками. Черт!! Неужели меня перепутали с банкиром и хотят утопить? Я поднырнула и резко ударила в воде – наугад, вода сильно пружинила, ослабляя удар. Но он все равно получился на славу. Это я поняла тотчас же, потому что пальцы на моей щиколотке разжались, а через пару секунд из воды вынырнул человек и погреб к берегу. Шатаясь, он выполз на сушу и буквально рухнул на песок. Я видела, как шевелились его мощные лопатки, а потом он перевернулся на спину, и я увидела его лицо и полузакрытые глаза. И лоб, где ближе к правому виску наливался лиловый кровоподтек.
Человек этот был Павел Борисович, отец Маминова.
Мне стало неловко, как никогда в жизни. Я выплыла на берег и, подойдя
– Ну и удар у вас, Маша. Я смотрю, вы такая серьезная, думаю, что не нравится вам тут все… решил вот растормошить, подшутить… и сам нарвался, старый дурак… Черт, как больно-то! – вырвалось у него.
Подошел Родион.
– Павел Борисович, простите великодушно, – сказала я, – честное слово, не хотела. Наверно, плохо у меня сегодня с чувством юмора. Знаете…
– С ним в последнее время у всех плохо, – неожиданно сказал Родион. – Так что вы, крестный, на нее не обижайтесь. Не надо.
– Да я и не обижа… Надо свинцовую примочку… Не обижаюсь я, что ты, Родион, – отозвался Маминов-старший. – Я сам полез, старый болван.
Родион отошел. Я села на песок рядом с Павлом Борисовичем и проговорила в порядке примирения:
– Что ж вы так себя, Павел Борисович? Вы вовсе не старый, а вполне молодой еще мужчина. Выглядите как старший брат вашего сына, не более того.
– Грубая лесть, – сказал тот и, пошарив по песку, нашел бутылочку с каким-то очередным питьем. Отхлебнул, и, очевидно, в мозгу его произошла какая-то перестройка, потому что он хвастливо заявил: – Грубая лесть в том смысле, что я выгляжу на самом-то деле гораздо лучше моего сына. Вот он не пьет ничего, кроме сока, а алкоголь благотворно воздействует на организм, расширяет сосуды, капилляры всякие… стимулирует работу сердца. Я, между прочим, всего на восемнадцать лет его старше, сущие пустяки. Можешь звать меня просто Павел. Мне всего-то пятьдесят три, и если бы не ранняя седина, выглядел бы я на все сто. – Он засмеялся собственному невольному каламбуру и поправился: – В смысле, что на сто процентов, а не лет. У меня и морщин-то почти нет, правда?
– Совершенно справедливо, – сказала я с едва уловимой ноткой скепсиса. – Если бы не ранняя седина, вы говорите? Так я могу вам порекомендовать ряд средств для окраски волос. Вы какой цвет предпочитаете?
– Синий! – засмеялся он и немедленно выпил.
Глава 13
С пляжа вся наша шумная компания возвращалась часов в шесть. Причем пешком. Наверно, не часто «новые русские» ходят пешком и не часто выбираются на природу и купаются в естественных водоемах, пусть не таких кристально чистых, как бассейны и разнокалиберные джакузи.
Впереди, хохоча и дурачась, как малые дети, по синусоиде передвигались Леонид Ильич и отец Валентин, на манер кадила размахивающий огромной щукой с выбитым глазом. Зубастая пасть рыбины свистела перед физиономиями всех идущих позади, а молчаливый детина, несущий пуда два улова, пару раз схлопотал по лбу. Очевидно, это был телохранитель, потому что не обратил ни малейшего внимания на возмутительное поведение духовного пастыря.
Маминов с Еленой шли позади группы купальщиков числом около пятнадцати человек, а замыкали ее мы с Родионом, который после коньяка, купания и глушения рыбы динамитом выглядел несколько осоловело.
– А сейчас буди-ит ужин! – сообщил Леонид Ильич, деловито прыгая по тропинке. – А потом танцы и сауна… или бр-р-р… Может, лучше в картишки скинемся, а, прресвятой отетс-с?..
– Истину глаголешь, сын мой, – утробным басом отвечал тот, благословляя свое духовное чадо оскаленной мордой дохлой щуки. И тут же, споткнувшись о корень дерева, кубарем скатился в овраг, в котором, журча, протекал какой-то мутный ручей. Затем, отчаянно ругаясь, поминая при этом своего коллегу по фамилии Фокин и выдирая из бороды глинистую грязь с налипшими на нее травинками и мусором, отец Валентин полез наверх, к весело хохочущим сотоварищам.