Всячина
Шрифт:
– С каким мальчиком? К нам поступил только он - лейтенант Сидоров, психолог из вашего управления.
Псих лежал под койкой, скорчившись в тени и шептал:
– Бабайка, бабайка, бабайка!
Борьба с кошмарами
– Ты же помнишь, конечно, мои старые кошмары? Эти пауки и жуки размером с человека, заплетенные паутиной темные дверные проемы. Эти глаза, блестящие в темноте... Бр-р-р... Ужас...
Ну, еще бы я этого не помнил. Меня тогда потому и вызвали в поселок. Отозвали прямо с
Я был психологом и следопытом. Охота была моим хобби, ставшим профессией. А психология, которая первая и основная, стала здесь второй. Вот и сдернули. Ребята развернули тогда временный лагерь, обустроились, поставили инфразвук, сигнализацию, установили автоматы. И остались разбирать, что набрали за время маршрута. А я на диске помчал в поселок.
Тогда мне долго пришлось говорить с этим вот Иваном - огромным русским доктором и по совместительству ксенобиологом. Он психологически надломился, когда прилетев на эту планету, не столкнулся ни с какими трудностями и опасностями. Ну, не было тут пауков, жуков, червей, змей всяких ядовитых, хищников крупных. Очень странно, конечно - но не было ничего этого. Вышло, что он вроде как и не нужен. Врач нам тоже был не особенно нужен. Все в экспедиции были здоровые, крепкие, а на случай чего у каждого второго была квалификация как минимум фельдшера. Да и аптечки наши с набором лекарств и автоматическим определением нужного - дорогого стоили.
В общем, Иван заскучал, засмурнел, и по их старинному русскому обычаю стал скуку свою заливать спиртным, которое сам же и производил на лабораторных установках, используя в бродильном чане всякую сочную местную зелень. Вот и начались у него кошмары. Сначала я посчитал, что все это - просто алкогольный психоз. Но, просидев с ним в палате пять дней, улучшения не заметил. Пришлось признавать шизофренический бред и расслоение личности с параноидальными мотивами. Это я так вгорячах, конечно. Просто не практиковал давно. Диагнозы такие слёту просто нельзя...
А просто "сдернулся" парень, "свернулся". А вот когда пять дней в одной палате. Пять дней я с ним говорил, говорил, говорил. И он выговорился. И перестал дергаться на каждый шелест, на каждое движение в стороне или сзади.
Что я ему тогда говорил? Ну, как обычно. Сначала мы с ним вместе - тут только вместе можно, чтобы не было давления!
– мы пришли к выводу, что это что-то психическое, от усталости, от нервов. Потом я помог ему прийти к выводу, что кошмаров не надо бояться. Надо просто их принимать, как есть, и они тогда сами пройдут.
Ну, вот... А когда он успокоился, и смог при мне пару дней спокойно ходить на работу к своему лабораторному столу, я улетел.
– Ты мне тогда правильно все сказал, - продолжил Иван с широкой улыбкой, - Кошмаров бояться не надо. Все дело, весь страх были только из-за того, что настоящее
– Спасибо. Я уже и забыл почти свой первый диплом, знаешь? А тут - ты. А где все, кстати?
Действительно, на площадке встречал меня один Иван, больше из поселка никто не вышел.
– Дык, - непонятно сказал он по-русски.
– На территории все. А меня за тобой послали. Ваши-то остальные когда вернутся?
– К вечеру должны быть, - посмотрел я на местное отдающее зеленью солнце.
– Они там с грузом, а я как следопыт на обратном пути уже не нужен, на автопилоте возвращаемся - вот и отправили вперед. Заодно встречу подготовить. Баньку там вашу, прочие полезные дела...
Баню тоже выдумал Иван. Эти русские такие мастеровитые... Сначала из палатки, а потом и капитальную сложили под его руководством и с непосредственным участием. Он, мне кажется, вообще мог все на свете. Ну, а уж в своей профессии-то... Ксенобиологом не каждый может работать.
– Ну, пошли, что ли?
– толкнул он меня плечом.
– Пошли!
Я нагнулся за ранцем, за оружием, но Иван сделал большие глаза, потом скривился как от смеха, махнул рукой вокруг, а потом вдаль, сказал что-то коротко по-русски... Сказал по-русски, а понятно ведь.
Действительно. Чего тащить тяжесть эту, плечи натершую? Сейчас прилетят все остальные - тогда все сразу на склад и отвезем на гравитележке.
До окраины поселка было ровно пятьдесят шагов. Иван расспрашивал, я рассказывал подробно, что видел и как там - вдалеке от "цивилизации". Какой-то холодок, протекший по спине, вдруг заставил меня остановиться. Мы стояли посреди главной улицы, как в старом ковбойском кино. Пустая улица - и нас двое. Черный и белый. Черный - это я. В походном комбинезоне. Белый - Иван. Он в своем халате нараспашку. И никого вокруг.
– А где все?
– Да здесь, здесь, не волнуйся, - хлопнул он меня по плечу.
– Вон, смотри, глазами-то как моргают. Смотри, смотри!
В темных провалах распахнутых настежь дверей, обвитых по краю чем-то серым, мягким, колышущимся на легком ветерке, поблескивали глаза. Много глаз.
Слишком много глаз.
– Что это?
– плечо привычно дернулось, чтобы скинуть ремень.
Только вот оружие осталось на платформе. Бежать назад?
– Стой-стой! Ты что? Ты же сам говорил мне о маниакальности, депрессивности... Что с тобой? Ну, пауки, паутина - это же не кошмар совсем, правда?
Иван легонько подталкивал меня дальше вглубь поселка. А за спиной слышался шорох, какие-то легкие хлопки - наверное, прыжки... Я дернулся, чтобы обернуться, но Иван ждал - он просто ткнул мне локтем в бок со всей своей дурацкой русской силой.
– Ты что? А? Кошмаров теперь тоже боишься, что ли? Ну-ка, пошли, пошли ко мне в больничку. И не дергайся, парень. Не дергайся. Слышишь, небось?
Шорох сзади становился все слышнее, он приближался, окружал полукольцом, гоня меня вперед, к белому зданию больницы. А Иван тарахтел без умолку: