Всячина
Шрифт:
Плохая квартира
За закрытой дверью по коридору с утробным урчанием пронеслась кошка.
Митя вздрогнул, резко просыпаясь. Кошки бесятся, когда им скучно - дело понятное. Вот только в этой однокомнатной квартире кошек не было никогда. Аллергия.
Он откинул одеяло и кинулся к двери, шлепая босыми ногами, боясь споткнуться в черноте ночи и упасть. Ручка двери медленно поворачивалась. Он еле успел подставить стул так, чтобы дверная ручка упиралась в него.
–
Ага. Папу она позовет. Сейчас прямо. Папа умер на прошлой неделе. Какая-то мерзость укусила его за руку, врач просто не успел. Сослуживцы отца помогли: принесли гроб, выставили его на улице на двух табуретках. Гроб был закрыт, а на крышке - фотография. Из старых. Там папа был худой, веселый и в немодных очках с тонкой оправой. Старенький священник из их заводской часовни что-то неразборчиво почитал, переходя иногда на пение. Потом махнул рукой - можно. Потом мужики сказали, чтобы Митя шел домой и ждал там. Мол, они сами все сделают. А вечером приехал усталый чиновник из управы и под роспись выдал белую керамическую вазу с крышкой.
– И что теперь?
– спросил Митя.
– А что теперь... Как решишь, так и будет. Можешь на кладбище отвезти, в колумбарий. Можешь дома оставить.
– Так, может, вы и отвезете туда?
– Нет уж. Это теперь твое личное дело. А мое - вот, - он потряс толстым журналом, куда записывал, кому и когда и что выдал.
Так что папы уже не было. И кошки не было. И никого не было. А маму он и вовсе не знал - она умерла родами. Выходит, теперь Митя круглый сирота. По коридору опять пронеслась кошка, стуча когтями по ламинату и поскальзываясь на ходу.
В окно резко и уверенно постучали. Потом еще раз. Мол, открывай немедленно!
Митя забрался под одеяло, закутался с головой, выставив наружу только нос. Стучали еще и еще и в дверь, и снова в окно. Кошка орала, как резанная. А Митя старался унять сердцебиение и ждал утра и света.
Утром в квартире все было в полном порядке. Бедненько, но чистенько - так говорил папа. Раньше, когда еще жил.
Ванная и туалет были открыты настежь - это Митя специально оставлял на ночь. Чтобы утром не шарахаться от каждой тени. На кухне был полный порядок, как и целая батарея сухого корма - его неприкосновенный запас. Мало ли что, вдруг придется дома отсиживаться. Вот, еда есть. И вода есть - два полных эмалированных ведра с крышками стоят под кухонным столом. На всякий случай.
Митя походил везде, прислушиваясь к своим ощущениям. Вроде, все нормально, как обычно. А вот в коридоре вдруг шибануло запредельной жутью от старого одежного шкафа. Не то, чтобы открыть и посмотреть внутрь - просто тронуть его казалось смертельно опасным и страшным.
Митя сразу позвонил коммунальщикам. Пришли усталые и злые мужики в оранжевых тужурках, выслушали Митю, потом выслушали шкаф какими-то непонятными приборами. А потом споро и умело, как пауки, стали заклеивать его широкими лентами пластика. Упаковали так, что ни одного угла не торчало наружу, а потом с крепким матерком и с остановками-передышками вытащили его из квартиры. Увезли. Сразу стало легче. Вот всего-навсего увезли старый шкаф - а насколько же легче стало!
Потом-то он понял, что про пауков подумал совершенно зря. Но это уже потом. И очень недолго.
Митя еще сходил в комнату и выглянул в окно, раздвинув плотные шторы. Все же хорошо, что у него не тюль какой-то, а настоящие шторы. Ни лучика света не проходит, если не раздвинуть. И ночью не так страшно, потому что они и звук немного ослабляют, да и не видно, кто там за окном на восьмом этаже.
Убегая на учебу, поздоровался с бабой Тоней, что живет прямо под ним в такой же однушке-малогабаритке.
На перемене новый однокурсник, недавно поступивший сразу на третий курс, говорил, как же тут у вас хорошо и тихо. Вот у них там, рассказывал, после одной музыкальной курсовой вечеринки пришлось всем таскать мебель и баррикадировать двери и окна. Мало того - сидеть потом под баррикадами всю ночь, следя, чтоб не рухнула, упираясь руками и ногами, чуть ногтями в пол не впиваясь. А снаружи порыкивали всякие монстры, лениво толкаясь то в двустворчатую дверь, то в панорамное окно.
Какие такие монстры? Всякие. Не надо вам знать. У вас тут хорошо, говорил он. Ночью свет горит на улицах. Работают магазины. Вот, институт работает, будто ничего нигде не случилось. Только на наш курс приехал-то он один. А где остальные - не знает. Просто не знает.
Вечером, чтобы не оставлять ничего съедобного на кухне, Митя залил кипятком очередной "Доширак" и похлебал горячего. Опять прошелся по квартире. Нет, вроде, все в порядке теперь будет. Закрыл дверь в комнату и на всякий случай сразу подставил под дверь высокий стул, как раз упирающийся в дверную ручку. Разделся, лег, завернулся поплотнее...
Стук в окно. Это уже привычно и не страшно. Главное, не смотреть туда. Нет там ничего и никого. А если и есть, то это - не к нему. Он, Митя, никого не звал.
За комнатной дверью опять шебуршилась кошка, протягивая лохматые лапы в щель под дверью. Или даже две кошки, если судить по шуму и количеству лап.
Опять женский голос звал выйти и поговорить. Поужинать, как нормальные люди. Сухомятка, говорила, приведет к язве.
И вот как раз тут он и понял, что совершенно зря подумал утром про пауков. И однокурсника вспомнил, который не рассказывал ничего о монстрах. Мол, монстры - и монстры. Более знать просто не стоит. Чтобы не накликать.
А пауки, между прочим, могут пролезть в любую щель.
И они пролезли. Самые маленькие и быстрые носились по стенам - стало вдруг значительно светлее, и стало все видно. А большие мягко запрыгивали на кровать в ноги и там скапливались темной массой, поблескивая множеством глаз. Пауки - это вам не тараканы. Тараканы просто противные и омерзительные. Но не страшные. А пауки...
Поэтому, когда они вдруг прыгнули все разом ему на грудь, Митя заполошно откинул одеяло и кинулся вон из комнаты, сразу уткнувшись в коридоре в женское и мягкое, вкусно пахнущее.