Всячина
Шрифт:
Он замолчал, а потом, проходя мимо окна консьержки, сделал умильную улыбку и громко крикнул:
– Добрый вечер!
За стеклом покивало что-то седое и пушистое.
Потом был лифт, еще одна дверь, тамбур и еще дверь. Тоже тяжелая, стальная.
– Ну, вот, дошли, - вздохнул он.
– Выдыхай! Куртку - в гардероб. Ботинки - на полку. Тапки вон бери любые.
– Да я без тапок...
– Как хочешь. Но тапки есть.
Пока она раздевалась и вешала все, как положено и как было сказано, он успел зайти в комнату, порыться
– Так, значит. Ванная справа, туалет слева. Закрываются изнутри на задвижки. Шампуни разные-всякие и мыло - на полке. Вот полотенце. Я на кухне.
– Да, неудобно как-то... Я и так..., - смутилась и даже покраснела.
– А грязной - удобно?
– достаточно грубо спросил он, и она - Вера, так, вроде?
– шмыгнула в ванную.
На ужин он пожарил картошку и выложил в нее вчерашние котлеты.
Вера, вышедшая из ванной, была тиха, розовощека. Волосы она замотала полотенцем - они так часто делают.
Поклевала картошки, отломила котлеты, но скоро стала украдкой зевать.
Он кинул на диван простыни и пододеяльник.
– Одеяло в диване, внизу. Если вдруг холодно будет. Форточку можно открывать. Курить тут нельзя. Я не курю.
– Я тоже не курю.
– Вот и хорошо. Дверь на кухню тоже закрывается. Дверь крепкая. Так что не бойся.
– Я и не боюсь.
– Вот и правильно. Не надо бояться. Раз уж решилась - теперь только вперед. Молодец, - сухо похвалил он.
Потом помолчал, вспоминая, что еще не сказано, не обозначено заранее.
– Да, еще одно. Мне рано утром на работу. Поэтому ночью я буду спать. Понятно тебе? Я буду спать. Встаю по будильнику, ровно в шесть. Потом делаю зарядку, смотрю почту...
– А у вас тут Интернет есть?
– Интернет есть, но тебе все равно нельзя. Нельзя, и точка, не спрашивай больше. В шесть тридцать я умываюсь. В семь завтракаю. У меня только кофе и бутерброд. То есть, в восемь ты должна быть готова к выходу, ясно?
– Я и раньше могу!
– Раньше ты не можешь, потому что выйдем мы вместе, и я лично тебя провожу до самой остановки. В восемь выходим. И насчет завтрака - это ты уже сама. Кипяток будет. Все остальное сама, сама - вон в холодильнике посмотришь, что тебе подходит...
Он повернулся и пошел в комнату, спать.
Однушка у него была хорошая, из новых. Большая комната и очень большая по сравнению со старыми домами кухня. И потолки высокие. В общем, если бы прижало, то, наверное, на одну ночь человека три... Нет, пожалуй, даже пять можно было. Но это - если прижмет совсем. А так вот, потихоньку, незаметно, по одной девчонке... И ей хорошо, есть где пересидеть, и ему это дело по душе. А если бы не он - куда им деваться, бедным. Прав у них теперь никаких. Работы - почти никакой. Вот он и такие же - они спасают этих девчонок от страшного будущего и тоскливого настоящего. Так и назвали себя и таких же - "Подземная железная дорога". И это даже хорошо, что она не подземная и не железная. Зато никто не догадается.
С этими мыслями он и заснул.
Как всегда, спал крепко и видел разные цветные и красивые сны.
...
– Как зовут?
– Леся.
– Это Олеся, что ли?
– А-леся, - подчеркнула она.
Вот ведь наградили имечком. И будет потом, скажем, "Алеся Никоноровна". Он хмыкнул, рассматривая ее.
– Что не так?
– подбоченилась вызывающе, стрельнула карим глазом.
– Да все так. Идем сейчас спокойно, без напряжения.
– Добрый вечер, - в сторону консьержки.
А та вдруг потянула свою форточку в сторону.
– Дочка-то ваша все красивеет и красивеет!
– Ну, дык, - сказал он, разведя руками в стороны, будто извиняясь немного и недоумевая притом.
– Растет ведь. Вся в меня.
Посмеялись приязненно и негромко. Алеся эта стояла сзади и скромно смотрела в пол, изредка дергая его за рукав - мол, пора, пора уже и домой.
Дома тоже по затверженному сценарию.
– Ванная справа, туалет слева. Шампуни и прочее на полке. Полотенце - вот.
Полотенце достал голубое. То, прежнее, еще лежало в баке непостиранное.
– А если не мыться?
– задумчиво произнесла.
Они почему-то все боятся мыться. Боятся остаться в чужом помещении обнаженными. То есть, грубо говоря, голыми. Даже за дверью и за засовом.
– А белье?
– Так вы мне грязное постелите, чего там...
– Где ж я тебе грязное-то найду?
– Чистюля, - восхищенно пропела девушка и исчезла в ванной.
Он прислушался: задвижка не щелкнула. Вот ведь дурища затюканная. Она что себе думает, что обязана ему чем-то? Замутили девке голову. Да всем им замутили. С самого детства. С рождения даже.
На ужин он сварил макароны и достал последние две котлеты из маленькой кастрюльки. Кастрюльку поставил в мойку. Завтра надо будет что-то придумать еще. Может, потушить овощей с мясом. А то придет опять девушка, а кормить вдруг будет нечем. Неудобно.
Алеся была розова, довольна. Волосы в полотенце не заворачивала. У нее короткая стрижка. Дерзкая такая, почти мальчишечья. В деревне за такую стрижку могли бы и побить. В большом городе пока проходило. Ну, до встречи с ревнителями - проходило.
– А я капюшон натягиваю, - сказала она, набив рот макаронами.
– Никто и не видит. А короткие - они удобнее в дороге.
И ведь права, мелкая. Короткие в дороге действительно удобнее.
– Вот белье, - кинул он пачку на диван.
– Дверь закрывается. Мне утром на работу, так что не шуми слишком.
И улыбнулся.
А она чего-то рассмеялась.
– В шесть я встаю, в восемь выходим, ясно? В холодильник сама загляни, подбери себе на завтрак что-нибудь. Я пью кофе - и один бутерброд с сыром...