Вторая гробница
Шрифт:
Глава 9
Каждый год в конце лета лорд Уильям Джордж Тиссен Амхерст устраивал в Дидлингтон-холле большой праздник, равных которому не было во всем графстве.
Тех, о чьем экономическом успехе говорили все, тех, у кого было имя и соответствующий статус, приглашали по строгим правилам, за выполнением которых недреманным оком следила сама леди Маргарет. Нередко в лучших кругах общества или в тех, которые себя к таковым причисляли, люди судачили о том, почему кое-кто, невзирая на весьма значительные заслуги, так и остался без приглашения на праздник.
Сотни факелов мерцали на окнах господского дома и по обеим сторонам длинного въезда, когда гости съезжались на своих фаэтонах, ландо, викториях и купе.
По случаю торжества мистер Альфред МакАллен, считавшийся самым крупным перевозчиком в Сваффхеме, приехал с дочками на кашляющем, плюющемся и сильно хлопающем экипаже, который двигался по дороге сам, без лошадей. Как выяснилось, эту штуку привезли из Франции, и в ней было шесть лошадиных сил, хотя ни одной лошади не понадобилось. Согласно законам страны перед автомобилем, так назвали это странное средство передвижения, бежал мальчик, чтобы предупреждать встречных кучеров и других порядочных пользователей дороги. МакАллен уверял, что мальчик с удовольствием выполнял это задание от самого Сваффхема до Дидлингтон-холла.
Лишь немногие отчаянно смелые мужчины отважились подойти к этому чудовищу ближе чем на пять шагов. Некоторые, к сожалению английских патриотов, утверждали, что эта машина была изобретена в Германии, потому что она двигалась не с помощью пара, а благодаря керосину и другим опасным смесям.
Пока Алисия принимала дочек МакАллена, на платьях которых остались следы сажи и дорожной пыли, водитель автомобиля выдавал себя за мага, выступающего в варьете. Он остановил машину, потянув за небольшой рычаг, так что было слышно лишь шипение надраенных каретных фонарей из латуни, которые заправлялись карбидом и водой и освещали все странным бледным сиянием.
МакАллену было за сорок, но вел он себя молодцевато. Он не мог похвастать происхождением, однако его удивительное богатство открывало ему вход в высшее общество. В этот вечер он поставил на кон всю свою репутацию, когда в присутствии лордов заявил, что лошадь уже отслужила свое и на ее место вскоре придет автомобиль. А через пятьдесят лет лошадь вообще вымрет. Автомобиль станет, по его словам, важнейшим изобретением столетия и венцом инженерной мысли немцев Даймлера и Бенца, даже значительнее, чем постройка моста через Ферт-оф-Форт или башня, которую возвели сумасшедшие французы в Париже.
Нет, МакАллен просто не вписывался в высшее общество, и он сам отчетливо давал понять это. Его клетчатый костюм был довольно спортивным и скорее подходил к его автомобилю, чем к званому ужину. МакАллен принял это приглашение без особого энтузиазма, но у него были свои задачи: он был вдовцом, жена его умерла от чахотки (некоторые утверждали, что с тоски), а МакАллену нужно было выдавать своих дочерей Мэри и Джейн замуж. Обе они не отличались красотой, а на их филейных частях было достаточно жирка. Так что богатое приданое было единственным, что привлекало потенциальных женихов. А МакАллен не упускал возможности лишний раз упомянуть об этом. В конце концов, в высших кругах вертелось немало молодых мужчин, имена которых имели намного больше веса, чем их кошельки.
В этом славном обществе единственным человеком, который интересовался автомобилями, был Порчи, так его называли друзья, которых у него было множество. Порчи был крепким, высоким и спортивным – просто образец идеального мужчины. Он был не только красив внешне – он был умным и бывалым, несмотря на свои двадцать пять. Порчи оказался третьим человеком в Соединенном Королевстве, который имел свой автомобиль.
Джордж Эдвард Стэнхоуп Молино Герберт – так звали его на самом деле – происходил из древнего рода. С детства у него уже был титул – «лорд Порчестер». Это обстоятельство никак не радовало его, потому что в Итоне, где любой британский лорд должен был провести минимум два года, однокашники дразнили его, называя Порчи. Порчи провел детство в родовом замке Хайклер близ Ньюбери. Там были большие огороженные выгоны для лошадей, пруды и места для приключений. Еще до того как Порчи пошел в школу, он гонял на своем пони по окрестным лесам, а в прудах ловил громадных щук. Едва ли можно было представить детство, счастливее этого, если бы, рожая третьего ребенка, мать Порчи не умерла. Тогда мальчику было всего лишь девять. После интерната в Итоне Порчи пошел в кембриджский колледж, но каникулы он проводил вместе с отцом – четвертым графом Карнарвоном. Они регулярно ездили на итальянскую Ривьеру, где в Портофино у лорда была роскошная вилла и парусная яхта. Плавание под парусом стало новой страстью молодого Порчи. Во время сильных штормов высокие волны не останавливали Порчи и его команду перед выходом в море.
Ему исполнился двадцать один год, когда он закончил колледж. У Порчи в голове засела мысль: обогнуть на корабле земной шар. Для начала он со своей командой доплыл до Южной Америки, потом повернул обратно. В следующем году он взял курс на восток и побывал в Австралии и Японии. Вскоре после возвращения Порчи умер его отец. Теперь Порчи стал пятымграфом Карнарвоном – человеком с большими деньгами и большим влиянием. Но в глубине души он по-прежнему, как и в детстве, хотел путешествовать. Его больше интересовали яхты, лошади и автомобили, чем политика ее величества или возвышенные разговоры о Курбе, Моне и Барбизонской школе. После того как лорд и МакАллен рьяно поспорили о достоинствах щеточных и испарительных карбюраторов, о тех удивительных аппаратах, которые подавали топливо в мотор автомобиля, и попытки убедить оппонента в своей правоте не увенчались успехом, леди Маргарет подошла к Порчи, взяла его под руку и, повернувшись к МакАллену, сказала:
– С вашего позволения, сэр, я провожу лорда на ужин. Остальных гостей эта адская машина интересует меньше, чем праздничные блюда, которые готовила миссис Криклвуд. Я убеждена, ее кулинарное искусство впечатлило бы и вас. Вопреки старой английской кулинарной традиции она следит не только за тем, чтобы блюдо красиво выглядело, но и за тем, чтобы оно было еще и хорошо на вкус. Пойдемте со мной, и вы лично в этом убедитесь.
Когда леди Маргарет и лорд Карнарвон вошли в холл, который по такому случаю был превращен в огромную, празднично украшенную столовую с бесчисленными свечами на стенах и длинном столе, при виде которого все гости ахали и охали, вдруг раздался китайский гонг. Это была традиция. Дворецкий Альберт бил в этот гонг только один раз в, году и только по этому поводу.
В громадном холле, стены которого были обшиты деревом теплых тонов, было мало мебели, но она была изящной и дорогой. Холл хоть и уступал по элегантности Оксбур-холлу и по роскоши замку Хайклер, но по уюту мог соперничать с любым другим поместьем. Портреты предков на стенах (некоторым из них было больше двухсот лет) отличались благородными чертами и той красотой, которая была свойственна Амхерстам во все времена. Ее запечатлело изящное искусство живописи. Хотя картины принадлежали кисти разных авторов, все они отличались одной особенностью, вызывавшей у гостей удивление. Когда люди заходили в холл, предки как будто наблюдали за ними. Такой эффект можно было заметить и на портретах лорда Уильяма Амхерста и леди Маргарет, написанных в стиле Гейнсборо одним известным художником из Лондона. Больше всего гостям нравился портрет леди Маргарет – хозяйки Дидлингтон-холла. В красном вечернем платье, она была изображена любующейся ландшафтом перед окном господского дома. Гости, как это было заведено в Англии, останавливались перед портретами предков, любуясь работой мастеров, и говорили лестные слова в адрес модели.
Лорд Карнарвон без труда нашел подходящие слова, и они не звучали льстиво или скучно, как это бывает в подобных ситуациях.
– Миледи, я не знаю, чему мне больше удивляться: искусству художника или красоте модели. Действительно, это прекраснейший портрет, который я когда-либо видел!
Считал ли он на самом деле так – неизвестно, но это была дань традиции. Леди Маргарет пригласила лорда Карнарвона и других гостей за длинный стол. Места гостей были обозначены карточками.
Нет более сурового закона в Англии, чем распределение мест на званом ужине. Даже размещение гостей за столом служит поводом для слухов и сплетен на многие дни: оно способно вызвать внезапную эйфорию или же, наоборот, вогнать в глубокую депрессию.