Вторая мировая: ошибки, промахи, потери
Шрифт:
Британскими владениями в этой части света управлял генерал-лейтенант Арчибальд Персиваль Уэйвелл, одна из самых интересных личностей Второй мировой войны. Его положение главнокомандующего вооруженными силами на Ближнем Востоке давало ему власть над британскими силами в Египте, Судане, Палестине, Трансиордании и на Кипре. Во время войны войска Уэйвелла сражались в Восточной Африке, Сирии, Ливане, Греции и на Крите, а после начала боевых действий в Ираке под его ответственность попал и Персидский залив. Эти страны не были британскими доминионами и не входили в состав империи. Египет, в столице которого Каире находилась штаб-квартире Уэйвелла, оставался нейтральным буквально до самых последних дней войны. Английские солдаты воевали
Ни одному другому главнокомандующему не приходилось отвечать за такую огромную территорию. Уэйвеллу, чьи ресурсы были весьма скудные, приходилось одновременно сражаться сразу в нескольких местах. Тяжелая политическая, географическая, климатическая и военная обстановка, в которой приходилось действовать, требовала, чтобы на этом посту находился человек, обладающий острым политическим чутьем дипломата, подготовкой профессионального солдата и выдержкой святого. Но первым делом Уэйвелл должен был ублажать Черчилля, чье глубокое недоверие к генералам было под стать укоренившемуся в душе Уэйвелл а презрению к политикам. Черчилль был деятельным и кипучим, в то время как Уэйвелл являл собой образец молчаливости и задумчивости. По природе своей осторожный, он был склонен считать своих врагов по крайней мере равными по силе и возможностям. Черчилль же, высокого мнения о себе, был убежден, что с любым противником можно справиться исключительно за счет дерзости и решительности. Симпатии Черчилля лежали на стороне сионизма; Уэйвелл же постоянно опасался, как бы его действия не стали причиной вооруженного восстания со стороны арабов.
Уэйвелла называли самым образованным военачальником своего времени. По словам его биографа, в поэзии «он неизменно находил утешение от всех невзгод». Уэйвелл был настолько силен как писатель, что когда однажды Черчилль заговорил о его отставке, его предостерегли о том эффекте, который будут иметь военные мемуары генерала (кстати, так никогда и не написанные). Лекции Уэйвелла в колледже Генерального штаба цитируются до сих пор, однако сам он пробыл в Королевском военном колледже в Сэндхерсте лишь очень недолго, а те знания, которые Уэйвелл получил в Винчестере, как это было свойственно вообще британскому образованию того времени, не были никак связаны с точными науками и их практическим применением.
Вероятно, Уэйвелла точнее назвать самым культурным военачальником своего времени. Но даже в этом мы должны быть осторожны, ибо большую часть своего времени он проводил в окружении огромного числа военных. Уэйвелл умел внушать к себе любовь и доверие — качество, которым обладают очень немногие. Коренастый невысокий человек в кожаных гамашах и с морщинистым лицом, почти не отличавшимся от них по цвету, он не любил появляться на людях и не заботился о безупречности своей формы, что было свойственно большинству старших офицеров. Возможно,^именно его любовью к поэзии объясняется то, что Уэйвелл не тратил слов напрасно, хотя его прямота и резкость нередко смущали окружающих его людей. Один младший офицер, сидевший рядом с бригадиром Уэйвеллом на торжественном полковом обеде в 1931 году, попытался в ответ на его «добрый вечер» завязать разговор. «Добрый вечер, сэр, — осмелился юноша. — Кажется, вы знакомы с майором X из полка Y?» «Да, — ответил Уэйвелл, — и он мне не нравится».
Военные действия измотали Уэйвелла. Когда прямо накануне нападения Гитлера на Россию он оставил свой пост, на смену ему пришел не один человек, а несколько. Несмотря на критические высказывания Черчилля, генерал оставил после себя легендарную репутацию, однако отчасти
Арчи Уэйвелл говорил, что он пошел в армию только для того, чтобы порадовать своего отца. Когда англо-бурский кризис внезапно потребовал большого количества сухопутных офицеров, срок обучения Уэйвелла в Сэндхерсте был сокращен с полутора лет до двух семестров. В сентябре 1901 года восемнадцатилетний лейтенант «Черного дозора» Уэйвелл уже направлялся в Южную Африку. Во время Первой мировой войны он служил в Египте и Палестине; и в Палестину он вернулся в 1937 году. Теперь-же, в Каире, Уэйвелл был в зените своей карьеры.
Итальянская армия в Ливии находилась в состоянии войны с англичанами в соседнем Египте еще с июня 1940 года, когда Муссолини вторгся в Южную Францию. Но летом в Африке слишком жарко для того, чтобы вести боевые действия. Итальянцы осторожно выжидали, пытаясь определить, собираются ли сражаться французские войска, находящиеся к западу от Ливии, в Тунисе и Алжире. Довольно скоро выяснилось, что те не имеют ни малейшего желания воевать. Уэйвелл к тому времени пришел к выводу, что лучшим видом обороны будет постоянная демонстрация воинственности по всей границе Египта. Через три дня после того, как Италия объявила войну, из Палестины был отозван вместе со своим штабом генерал-майор Р. Н. О'Коннор, которому предстояло возглавить так называемые Силы Западной пустыни. (Это ошибочное название «Западная пустыня» родилось во время Первой мировой войны — так Сахару отличали от Синая, «Восточной пустыни».)
О'Коннор был человеком тихим и скромным, запомнившимся слушателям колледжа Генерального штаба своими весьма посредственными лекциями. Во время Первой мировой войны он воевал бок о бок с итальянцами, наградившими его Серебряной медалью за доблесть. Обычно одевался О'Коннор неброско, он терпеть не мог показухи. Улыбался он крайне редко, и, по словам одного из его подчиненных, тот никогда не видел, чтобы О'Коннор смеялся. Несмотря на такую суровую нелюдимость, О'Коннор был одним из самых любимых генералов старой школы. Для учащихся военных заведений он до сих пор является, пожалуй, самым талантливым полководцем своего времени.
Через два дня после начала войны дозор 11-й гусарской дивизии на бронемашинах «Роллс-Ройс» выпуска конца 20-х годов пересек границу с Ливией и захватил в плен двух итальянских офицеров и 59 рядовых. Впоследствии подобные рейды стали обычным делом; дерзкими набегами англичане держали итальянские войска в постоянном напряжении.
«Армия действовала небольшими мобильными отрядами, совершавшими дерзкие стремительные набеги преимущественно по ночам. Эти группы нападали на итальянские форпосты, взрывали захваченные склады с военным снаряжением и быстро отступали. Они оставались на одном месте час, день, неделю, а затем бесследно исчезали… Пал форт Маддалена, затем форт Капуццо. Сиди-Азиз подвергся опустошительному набегу. Английские бронемашины внезапно появились на дороге, ведущей в Бардию, громя колонны со снаряжением».
О'Коннор стремился лично познакомиться с неприятелем. Дозорная группа 11-й гусарской дивизии, углубившись на занятую неприятелем территорию, встретила движущуюся с запада штабную машину. Однако, когда машина подъехала ближе, разведчики опустили оружие, узнав генерала О'Коннора. «Мне это очень не понравилось», — сказал один из гусаров.
Попавшие в пустыню впервые больше всего страдали от сурового климата. Один молодой офицер, только что прибывший из Англии, так описывал хамсин, песчаную бурю: