Вторая мировая война (Том 5-6)
Шрифт:
Сталин с широкой улыбкой ответил: «Я же сказал Вам, что становлюсь консерватором».
Затем я спросил, чего он хочет. Близится «Оверлорд». Мне бы хотелось, чтобы к весне Швеция вступила в войну на нашей стороне, а Финляндия вышла из войны. Сталин сказал, что это было бы хорошо.
Затем разговор перешел на территориальные детали: Выборг («О Выборге нечего и говорить», – сказал Сталин); Карельский перешеек; Ханко. «Если уступка Ханко вызывает трудности, – сказал Сталин, – я готов взять взамен Петсамо». «Справедливая мена», – заметил Рузвельт.
Я сказал, что англичане хотят, во-первых, чтобы Россия была довольна своими границами, и во-вторых, чтобы финны были
Я сказал, что это было бы ложью и что все мы громко заявили бы об этом.
«Ладно, – сказал Сталин. – Пусть приезжают, если вы настаиваете».
Рузвельт заявил, что нынешние финские лидеры настроены прогермански. Будь там другие руководители, мы могли бы чего-то добиться. По мнению Сталина, было бы лучше иметь других руководителей, но он не возражает даже против Рюти. Пусть приезжает кто угодно, хотя бы сам черт. Он не боится чертей.
Я выразил надежду, что маршал Сталин подойдет к вопросу о Финляндии с должным учетом возможности вступления Швеции в войну во время нашего общего наступления в мае.
Сталин согласился, но сказал, что он не может отказаться от нескольких условий:
1. Восстановление договора 1940 года.
2. Ханко или Петсамо (здесь он добавил, что Ханко был предоставлен Советскому Союзу в аренду, но что он предложит взять Петсамо).
3. Компенсация натурой до 50 % причиненного ущерба. Вопрос о количествах можно будет обсудить позднее.
4. Разрыв с Германией.
5. Высылка всех немцев.
6. Демобилизация.
Насчет компенсации я ответил, что ущерб причинить легко, но возместить его очень трудно, и что для всякой страны плохо оказаться данником другой. Сталин сказал, что финнам может быть предоставлена возможность оплатить причиненный ими ущерб, скажем, за пять-восемь лет. Я заявил: «Опыт показывает, что возмещения в крупных масштабах неосуществимы». Сталин предложил оккупировать один из районов Финляндии, если финны не заплатят, а если они заплатят, русские уйдут через год.
«Я еще не избран советским комиссаром, – заявил я, – но, будь им, я бы отсоветовал делать это. Есть гораздо более важные вещи, о которых следует подумать». Мы поддерживаем русских и готовы помогать им на каждом шагу, но мы должны подумать о майской битве. Президент Рузвельт сказал, что он готов поддержать все, что было сказано (против возмещений в крупных масштабах).
Затем Сталин спросил: «Есть еще вопросы?» Президент ответил: «Есть вопрос о Германии». Сталин сказал, что он хотел бы видеть Германию расчлененной. Президент согласился. Сталин высказал предположение, что я стану возражать.
Я сказал, что в принципе не возражаю. Рузвельт заявил, что, учитывая возможность обсуждения, он и его советники набросали около трех месяцев назад план, предусматривающий раздел Германии на пять частей. Сталин, усмехнувшись, предположил, что я не слушаю, так как не склонен поддерживать предложение о разделе Германии. Я сказал, что, по моему мнению, корень зла таится в Пруссии, в прусской армии и генеральном штабе.
Затем Рузвельт изложил свой план раздела Германии на пять частей:
1. Пруссия.
2. Ганновер и северо-западная часть Германии.
3. Саксония и район Лейпцига.
4. Гессен-Дармштадт, Гессен-Кассель и район к югу от Рейна.
5. Бавария, Баден и Вюртемберг.
Эти пять частей должны быть самоуправляющимися, но кроме них намечается создать еще части, управляемые Объединенными Нациями:
1. Киль, Кильский канал и Гамбург.
2. Рур и Саар.
Эти районы находились бы под опекой Объединенных Наций. Он [198] предлагает это лишь в качестве идеи, которую можно будет обсудить.
198
Рузвельт. – Прим. ред.
«Если позволительно применить американское выражение, – сказал я, – то президент "наговорил уйму". План Рузвельта для меня нов. На мой взгляд, имеются два момента, один – разрушительный, другой – созидательный. У меня две ясные идеи. Первая – это изоляция Пруссии. Что следует сделать с Пруссией после – вопрос второстепенный. Затем я отделил бы Баварию, Вюртемберг, Пфальц, Саксонию и Баден. В то время как с Пруссией я поступил бы сурово, ко второй группе я отнесся бы мягче, так как я хотел бы, чтобы она вросла в то, что я назвал бы Дунайской конфедерацией. Население этих районов Германии не отличается особой жестокостью, и я хотел бы, чтобы оно жило в сносных условиях, и тогда через поколение оно будет исповедовать совсем иные взгляды. Южные немцы не начнут новую войну, а мы должны будем сделать так, чтобы им имело смысл забыть Пруссию. Мне довольно безразлично, будет ли это одна или две группы».
Я спросил маршала Сталина, готов ли он действовать на этом фронте.
Сталин сказал, что дунайская комбинация была бы нежизнеспособной и что немцы воспользовались бы этим, чтобы облечь в плоть то, что являлось бы лишь костяком, и, таким образом, создали бы новое большое государство. В этом он усматривал большую опасность, которую необходимо будет нейтрализовать рядом экономических мероприятий и в конечном счете, если понадобится, силой. Это единственный способ сохранить мир. Однако, если мы создадим какую-то большую комбинацию и включим в нее немцев, неизбежно возникнут неприятности. Мы должны проследить за тем, чтобы держать их отдельно и чтобы Венгрия и Германия не объединялись. Нет никаких способов не допустить движения к воссоединению. Немцы всегда будут стремиться воссоединиться и взять реванш. Мы должны быть достаточно сильными, чтобы разбить их, если они когда-либо развяжут новую войну.
Я спросил Сталина, предусматривает ли он Европу, состоящую из малых разрозненных государств, не имеющую никаких более крупных единиц.
Он ответил, что говорит о Германии, а не о Европе. Польша и Франция – большие государства. Румыния и Болгария – малые государства. Но Германия должна быть раздроблена любой ценой так, чтобы она не могла воссоединиться. Президент сказал, что его предложение предусматривает метод осуществления этого. Я сказал, что должен уточнить, что все это – лишь предварительный обзор колоссальной исторической проблемы. Сталин подтвердил, сказав: «Да, несомненно, весьма предварительный обзор ее».