Вторая мировая война
Шрифт:
Я закончил словами, которые подтвердили, как это будет видно, своевременность и важность решений Соединенных Штатов:
«Несмотря на то, что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства подпали или могут подпасть под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе; мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда».
Глава шестая
Погоня за добычей
Теперь, когда катастрофическое развитие битвы за Францию привело нас к столь критическому положению, мой долг как премьер-министра, безусловно, обязывал меня приложить все усилия, чтобы
Спустя шесть дней после того, как я стал главой правительства, я по желанию кабинета обратился к Муссолини с посланием, которое вместе с его ответом было опубликовано через два года при совершенно иных обстоятельствах.
Премьер-министр – Муссолини
16 мая 1940 года
«В настоящий момент, когда я занял пост премьер-министра и министра обороны, я вспоминаю наши встречи в Риме и испытываю желание обратиться через нечто, подобное быстро расширяющейся пропасти, со словами доброжелательства к Вам как к главе итальянской нации. Разве уже слишком поздно помешать тому, чтобы между английским и итальянским народами потекла река крови? Мы, несомненно, можем нанести друг другу тяжелые раны, жестоко изувечить друг друга и омрачить Средиземноморье нашей борьбой.
Если Вы решите, что так должно быть, пусть так и будет; но я заявляю, что никогда не был противником величия Италии и в душе никогда не был врагом итальянского законодателя. Тщетно было бы предсказывать ход великих сражений, бушующих сейчас в Европе, но я уверен, что независимо от того, что произойдет на континенте, Англия пойдет до конца, даже в полном одиночестве, как мы действовали и в прошлом, и я имею основание полагать, что нам в возрастающей степени будут помогать Соединенные Штаты и, по существу, вся Америка.
Прошу Вас поверить, что я обращаюсь к Вам с этим торжественным призывом, который войдет в историю, отнюдь не вследствие слабости или страха. На протяжении веков над всеми другими призывами возвышается возглас тех, кто требует, чтобы общие наследники латинской и христианской цивилизации не противостояли друг другу в смертельной борьбе. Я со всей честью и уважением прошу Вас прислушаться к этому призыву прежде, чем будет дан ужасный сигнал. Он никогда не будет дан нами».
Ответ был холодный. Но он, по крайней мере, был прямой.
Муссолини – премьер-министру 18 мая 1940 года
«Отвечаю на послание, в котором Вы называете причины, заставившие обе наши страны оказаться в противоположных лагерях. Не обращаясь к слишком далекому прошлому, я напомню Вам об инициативе, проявленной в 1935 году Вашим правительством с целью организовать в Женеве принятие санкций против Италии, стремившейся обеспечить себе небольшое пространство под африканским солнцем без малейшего ущерба для интересов и территорий Вашей страны или других стран.
Я напоминаю Вам также о подлинном и фактическом состоянии крепостной зависимости, в которое Италия поставлена в своем собственном море. Если Ваше правительство объявило Германии войну из уважения к своей подписи, то вы поймете, что то же чувство чести и уважения к обязательствам, взятым по итало-германскому договору, руководит итальянской политикой сегодня и будет руководить завтра при любых событиях, какими бы они ни были».
С этой минуты у нас не могло быть никаких сомнений в намерении Муссолини вступить в войну в самый благоприятный для него момент. По существу, его решение уже было принято, когда разгром французских армий стал очевидным. 13 мая он сообщил Чиано, что на протяжении месяца объявит войну Франции и Англии. Его официальное решение объявить войну в любой подходящий момент после 5 июня было передано итальянским начальникам штабов 29 мая. По требованию Гитлера эта дата была перенесена на 10 июня.
26 мая, когда положение северных армий было критическое и никто не мог с уверенностью сказать, удастся ли какой-либо из них спастись, Рейно прилетел в Англию, чтобы побеседовать с нами по этому вопросу, о котором мы не забывали ни на минуту. Объявления Италией войны следовало ждать в любой момент. Таким образом, во Франции запылал бы еще один фронт и новый враг жадно набросился бы на нее с юга. Нельзя ли что-либо предпринять, чтобы откупиться от Муссолини? Вопрос был поставлен именно так. Я полагал, что ни малейшей возможности для этого нет, и все, что французский премьер приводил в качестве аргументов в пользу таких попыток, еще больше убеждало меня, что никакой надежды на успех нет. Но на Рейно оказывали сильное давление в его собственной стране, а мы со своей стороны хотели полностью пойти навстречу нашему союзнику, единственное жизненно важное оружие которого – его армия – выходило из строя.
Уже 25 мая мы по требованию французского правительства обратились к президенту Рузвельту с совместной просьбой о вмешательстве. В этом послании Англия и Франция уполномочивали его заявить, что нам известны итальянские территориальные претензии в Средиземном море, что мы согласны немедленно рассмотреть любые обоснованные требования Италии, что союзники готовы допустить Италию на мирную конференцию на равных началах с любой воюющей стороной и что мы просим президента проследить
Франция была готова пойти на аналогичные уступки в отношении Туниса.
Мы не могли проявить к этим идеям благожелательного отношения. И не потому, что было бы неправильно рассматривать их, или потому, что в данный момент не стоило платить большую цену за то, чтобы держать Италию вне войны. Я лично считал, что при критическом состоянии наших дел мы не могли предложить Муссолини ничего, чего он сам бы не мог взять или получить от Гитлера в случае нашего поражения. Нельзя рассчитывать на заключение выгодной сделки, будучи при последнем издыхании. Вступив в переговоры о дружественном посредничестве дуче, мы подорвали бы нашу способность продолжать борьбу. Я убедился, что мои коллеги занимают непреклонную и твердую позицию. Мы гораздо больше думали о бомбардировке Милана и Турина в момент, когда Муссолини объявит войну, и нас интересовало, как ему это понравится.
Теперь я ежедневно давал ряд указаний для того, чтобы обеспечить нам возможность немедленно нанести ответный удар в случае, если мы подвергнемся отвратительному нападению со стороны Муссолини.
Премьер-министр – генералу Исмею 28 мая 1940 года
«Передайте, пожалуйста, комитету начальников штабов нижеследующее:
1. Какие приняты меры в случае вступления Италии в войну, чтобы атаковать итальянские войска в Абиссинии, отправлять оружие и деньги абиссинским повстанцам и вообще держать эту страну в беспокойном состоянии? У абиссинцев сейчас имеется возможность освободить себя с помощью союзников.
2. Если после объявления Италией войны Франция все еще будет нашим союзником, то было бы крайне желательно, чтобы объединенные флоты, действуя с противоположных концов Средиземного моря, предприняли активное наступление на Италию. Важно, чтобы с самого начала произошло столкновение как с итальянским военно-морским флотом, так и с итальянской авиацией для того, чтобы мы могли убедиться, каковы в действительности их качества и изменились ли они вообще со времен последней войны. Чисто
оборонительную стратегию, планируемую средиземноморским главнокомандующим, принимать не следует. Если будет установлено, что боевые качества итальянцев не находятся на высоком уровне, будет гораздо лучше, чтобы флот, находящийся в Александрии, двинулся вперед и подверг себя некоторому риску, нежели оставался на столь явно выраженной оборонительной позиции. Риск в настоящий момент неизбежен на всех театрах.
3. Я полагаю, что у военно-морского министерства имеется план на случай, если Франция станет нейтральной».
Премьер-министр – военно-морскому министру 30 мая 1940 года
«Какие приняты меры, чтобы захватить все итальянские суда в момент войны? Сколько их в английских портах и что можно с ними сделать в море или в иностранных портах? Будьте любезны немедленно передать это в соответствующее управление».
На упомянутом заседании Союзнического верховного военного совета в Париже 31 мая была достигнута договоренность, что союзники должны предпринять наступательные операции против избранных объектов в Италии как можно раньше и что французские и английские военно-морские и авиационные штабы должны согласовать свои планы. Мы также договорились, что в случае итальянской агрессии против Греции, о чем имелись некоторые данные, мы должны обеспечить, чтобы Крит не достался неприятелю.
Несмотря на чрезвычайные усилия Соединенных Штатов, о которых выразительно рассказал мистер Хэлл в своих мемуарах[ 71 ], ничто не смогло заставить Муссолини отказаться от избранного им курса. Наши приготовления к преодолению нового нападения и осложнений продвинулись уже довольно далеко, когда этот момент настал. 10 июня в 4 часа 45 минут пополудни итальянский министр иностранных дел сообщил английскому послу, что Италия будет считать себя в состоянии войны с Соединенным Королевством начиная с 13 часов следующего дня. Аналогичное сообщение было сделано французскому правительству.
71. The Memoirs of Cordell Hull. Vol. 1. Chap. 56.
Итальянцы тотчас же атаковали французские войска на Альпийском фронте, и Англия со своей стороны объявила войну Италии. Пять итальянских судов, задержанных в Гибралтаре, были конфискованы, и военно-морскому флоту были даны приказы перехватывать и приводить в контролируемые порты все итальянские суда, находящиеся в море. В ночь на 12 июня эскадрильи наших бомбардировщиков после длительного полета из Англии, а следовательно, имея с собой небольшой груз, сбросили первые бомбы на Турин и Милан. Мы надеялись, однако, что будем сбрасывать гораздо больший груз, как только сможем пользоваться французскими аэродромами под Марселем.