Вторая планета
Шрифт:
В тот день в лабораторию набилось полным-полно орангов. Это были какие-то высокие чины, все в коричневой форме, с золотыми бляхами на груди. Прибыл даже сам Нг — ему почтительно уступили место в первых рядах.
Все столы были прибраны, тётя Павлина стояла в центре, серьёзная и важная. Заходя в лабораторию, наказала мне и Жорке:
— Стойте в дверях! И ни шагу дальше!
Мы, хотя ничего и не поняли, послушались. Только
Вот тётя отдала короткий приказ, и несколько ассистентов побежали в другой помещение, где стоял инкубатор. В зале нарастала напряжённая тишина, даже Нг замолк — только шею вытянул, пытаясь разглядеть, что там за дверями.
Ассистенты появились снова: волокли огромные носилки, на которых лежало что-то круглое, завёрнутое в белое.
Когда носилки опустили, тётя осторожно сняла покрывало.
По залу прокатились возгласы изумления. Налезая друг на друга, присутствующие пытались подойти как можно ближе к носилкам. А там, в большом стеклянном шаре с множеством трубочек сидело сгорбленное существо. Руками оно обхватывало ноги, голова лежала на коленях.
— Снимайте! — приказала тётя Павлина.
Ассистенты отвинтили стеклянную крышку.
Существо несколько минут сидело неподвижно, и нам с Жоркой уже начало казаться, что оно неживое. Но вот оно пошевелилось, подняло голову, раскрыло глаза. Потом начало медленно подниматься. Выбралось из стеклянного шара.
Это была настоящая гора мышц. На голову выше обычного оранга, и широченными плечами, с руками-колодами и ногами-столбами, оно стояло рядом с шаром и ничего, казалось, не видело: его глаза были пусты и бессмысленны, а морда с низким лбом и могучей нижней челюстью — каменно неподвижна. Оно ещё спало, и всё равно от его фигуры веяло такой могучей, дикой силой, что все оранги аж попятились от него.
— Колоссально!.. Невероятно!.. — прокатились возбуждённые голоса.
Эти голоса пробудили существо ото сна: оно моргнуло раз, моргнуло другой, и его глаза вдруг загорелись яростью. Существо заревело…
До сих пор я считал, что нет на свете рёва громче, чем рёв льва или раненного тигра. Но сейчас львиный рёв прозвучал бы комариным жужжанием: мы с Жоркой, оглушённые, едва не упали со стола, а оранги отшатнулись ещё дальше. Существо же, не сводя с них налитых кровью глаз, ревело и ревело, а потом, хищно протянув длиннющие руки с острыми когтями, кинулось прямо на толпу.
Всё в одночасье смешалось, перепуталось. Огромный клубок из коричневых униформ покатился по залу, и из этого клубка раз за разом вылетали истерзанные, разорванные напополам тела. Падая и давя друг друга, оранги кинулись к дверям, а вслед за ними и существо, размахивающее своими лапищами. Оно хватало их, грызло, душило, отрывало им руки и головы.
Как мы с Жоркой уцелели в этой кровавой катавасии, я и до сих пор не понимаю. Когда оранги пронеслись мимо, а за ними это жуткое существо, когда его дикий рёв стал потихоньку угасать, мы всё ещё стояли, словно приросли к столу.
Немного опомнившись, я сразу же подумал про тётю Павлину.
А она стояла у окна и внимательно смотрела на улицу, потом с сожалением сказала:
— Всё!.. Они его убили…
Повернулась к нам.
— Испугались?
— Испугались, — всхлипнули мы.
— Он бы вас не тронул.
Потом двинулась к выходу, устало обронила:
— Слезайте, ребятки, делать здесь больше нечего.
Во дворе мы увидели то существо: неподвижное, прожжённое насквозь.
Вокруг толпилась хмурая охрана.
Не успели мы выйти за колючую проволоку, как нас остановили гонцы из дворца.
— Оранг Третий приказывает вам немедленно явиться во дворец!
Тётя Павлина спокойно кивнула головой: словно предвидела этот вызов. Как была в белом халате, села в носилки, сказала нам:
— Бегите домой, ребята!
А у меня тревожно сжалось сердце.
Тётя Павлина вернулась только вечером. Чего только мы с Жоркой за это время не передумали!
Когда наконец хлопнула дверь и затопали по лестнице, мы сначала подумали, что это за нами. Замерли, боясь даже дохнуть.
— Хайль! — заревело внизу.
— Убирайтесь вон, оставьте меня в покое!..
Тётя Павлина! Мы так и кинулись к дверям. А она нам:
— А чего это вы в потёмках сидите?
Щёлкнула выключателем, комнату залил свет.
Мы, разогнавшись было навстречу тёте, так и замерли: на груди у неё висела здоровенная бляха.
— Не узнали? — засмеялась обрадовано тётя. — Из чистого золота, не какая-нибудь! Такая только у фюрера ихнего!
Мы ничего не понимали. А тётя подошла к большому зеркалу, полюбовалась на себя.
— Обязательно прихвачу на Землю.
Сняла бляху, положила на стол. Села в кресло, заложила руки за голову, закинула нога на ногу.
— Ф-фу, устала!.. Ну а вы тут, должно быть, тётку уже и похоронили? А она жива-здорова! Ещё и получила высшую награду — из рук самого фюрера! Видели бы вы, какая морда была у Ранга. Ведь даже у него только позолоченная!
Тётя засмеялась. А мы, понятно, к ней: расскажите, как там было!..
И тётя Павлина, подразнившись ещё немного, начала рассказывать…
Оранг Третий поначалу был очень разгневан. Весь аж пенился. То существо мало того, что убило десятка три орангов, оно оторвало голову самому Нг. Он же стоял впереди, вот оно с него и начало. По побоище в лаборатории первый узнал Анг, он же сразу кинулся к фюреру. Понятное дело, обвинил во всём тётю Павлину. Она, мол, всё специально подстроила.
Фюрер и взбесился:
— В тюрьму!.. На виселицу!..
Тётя Павлина даже вида не подала, что испугалась. А когда Оранг Третий немного перебесился, она и заговорила.