Вторая планета
Шрифт:
Так что держись, Жора! Держись, храбрый разведчик!..
Тем временем мы поднялись по ступеням, остановились перед массивными, окованными железом дверьми. «Шишка» поднял вверх руку, двери сразу же открылись, и мы вступили в огромную залу.
Всё вокруг сияло золотом. Позолоченные стены и потолок, золотые колонны, золотые окна-бойницы, даже ковёр под ногами был выткан из золотой ткани. Вдоль стены стояли замершие охранники в коричневой униформе, с большими золотыми бляхами на груди, с тяжёлыми пистолетами, а впереди, у самой стены — гигантская статуя, удивительно похожая
— Оранг Третий приветствует вас, земляне! — прошептал толмач.
Он, должно быть, ждал, что мы тоже задерём руки к небу, но ни я, ни тётя Павлина и не подумали этого делать.
Двинулись дальше. Миновали целую анфиладу комнат, с такими же позолоченными потолками и стенами, с застывшими повсюду охранниками. Только вместо статуй здесь висели картины. Огромные и помпезные, все они изображали Оранга Третьего.
Наконец, мы вошли в здоровенный зал, где толпились оранги с бляхами ещё больших размеров, чем у нашего «шишки». Все они почтительно замерли вдоль стен, а впереди на высоком позолоченном троне сидел Оранг Третий.
— Смотри на него! Только на него! — требовательно шепнула мне тётя, потому что рядом, возле самого трона, стоял мой папа.
Но я не мог не смотреть на папу: я же его столько времени не видел. У меня аж горло перехватило и стало горячо в груди.
Папа стоял неподвижно, словно и не заметил нас. На нём было какое-то чудное одеяние из серебряной ткани, а в руках — толстенный блокнот и ручка с магнитным пером. Вот Оранг Третий шевельнулся, раскрыл огромный рот, и папа сразу же подался в его сторону, перо настороженно замерло над раскрытым блокнотом.
Оранг Третий прокашлялся, и вокруг прокатился льстивый шёпот:
— Слушайте, слушайте! Сейчас будет говорить фюрер!
Я наконец оторвал взгляд от папы, потому что тётя Павлина аж зашипела на меня. Посмотрел на Оранга Третьего.
Это была уже старая обезьяна, шерсть на ней аж поседела, мясистые щёки свисали на стоячий воротник мундира. Глаза у него были выцветшие и пустые, а усики и начёсанная на лоб чёлка реденькая и убогая.
Он ещё раз откашлялся («Слушайте, слушайте!» — снова прокатилось по залу) и заговорил.
Сперва я слышал только голос, потому что Оранг Третий не говорил, а кричал. Сначала выкрикивал отдельные слова, потом целые фразу. Он всё время аж трясся от крика, глаза налились кровью, лицо набрякло.
— Мы — великая нация господ! — выкрикивал он (а толмач переводил). — Мы призваны править миром!.. Мы очистим Венеру от низшей расы и построим тысячелетнюю империю!.. На нас возложена великая историческая миссия, и мы её выполним любой ценой!..
— Хайль!.. Хайль!.. Хайль!.. — бесновались вокруг оранги.
— Вы, земляне, должны помогать нам в этом священном деле! Вы дали нам Ницше и Гитлера, поэтому сотрудничайте с нами!..
— Хайль!.. Хайль!.. Хайль!..
Оранг Третий щёлкнул челюстью и умолк. Его глаза снова опустели. Тётя Павлина что-то ответила, толмач перевёл, но я ничего не разобрал: был оглушён его голосом.
Потом нас по очереди подвели к Орангу. Он вяло подал мне руку, снова что-то закричал — я аж отшатнулся, потому что подумал, что он на меня рассердился, но толмач успокоил: Оранг Третий интересуется, понравилось ли мне здесь.
После того, как Оранг Третий вот так вот с нами поговорил, нас стали знакомить с присутствующими в зале. Там были и Ранг — толстый и жирный, и Анг — низенький, худющий, да ещё и косолапый, и Нг — с ледяными глазами за старомодным пенсне — папа мне потом рассказал, что нелепые имена им присваивают в соответствии с должностью: чем ниже должность, тем меньше в ней букв. Так что у остальных придворных имя состоит всего из одной буквы Г.
— А остальные оранги? — поинтересовался я.
— У остальных имён нет. Носить имена имеют право только вожди и придворные.
Первым с нами заговорил Нг:
— Как вам понравилась наша тюрьма?
— Очень! — иронично ответила тётя Павлина. Ничего подобного нам не приходилось видеть!
Лицо у Нг сразу стало такое, словно он положил в рот сладкую конфету.
— О, я покажу вам другие наши тюрьмы!.. Жаль, что вас не познакомили с крематориями… Мы устроим чудесную экскурсию по концлагерям!.. Они, правда, пока что почти пустые, но я лелею надежду, что вскорости начнётся война и мы их мигом заполним…
— О да, — вмешался Анг. — Хотя мы — нация, искренне стремящаяся к миру, но проклятые венериане всё время провоцируют нас на военные действия! И мы нанесём решительный удар, когда настанет наш час. Фюрер поведёт нас к победе!
— Г-р-р-р! — одобрительно прорычал Оранг Третий.
После официального приёма был банкет. Мы перешли в другой зал, где уже стояли накрытые столы, сели рядом с фюрером: здесь — тётя, здесь — я, а рядом со мной — папа. На огромных тарелках лежали горы мяса, высились многолитровые бутыли с какой-то прозрачной жидкостью, а перед каждым стояли литровые кубки. Прислуга, которая подавала на стол (обслуживали нас оранги в ливреях, расшитых золотом), стоило нам рассесться, моментально наполнила кубки жидкостью из бутылей.
— Не пей! — шепнул мне папа.
Я и не пил — только попробовал. И долго потом остужал язык: словно огонь лизнул. Оранги же опрокидывали кубок за кубком, напихивались, давясь, мясом. И с каждым кубком:
— Хайль!.. Хайль!.. Хайль!..
У меня даже голова под конец разболелась.
Когда же оранги хорошенько опьянели и начали горланить, не слушая друг друга, папа наклонился ко мне:
— Как там мама? Не оборачивайся, чтобы никто не заметил.
Наклонился над тарелкой, делает вид, что кроме еды его ничего не интересует.