Вторая радуга
Шрифт:
Харламов-старший неожиданно сказал, что они недопустимо медлят. Плот следует держать на стремнине, и он послал всех заниматься этим делом. А сыну тихонько посоветовал поговорить с Надей, развлечь ее. Юноша присел рядом с красавицей, разглядывающей слабо подергивающихся на кукане рыбин.
— Ты рыбу чистить умеешь?
Белова кивнула, улыбнулась и он почувствовал её недоумение. Сразу стало понятно, что заданный вопрос до предела нелеп. Девочки в Ручейном, как и парни, проходили курс самоспасения. Надька, при всем своем высокомерии, наверняка могла и поймать рыбу не одним способом, и приготовить её в любых условиях, даже голыми руками.
— Как все, не более. На этом поприще я навряд ли карьеру сделаю.
— Как знать, — отозвался юноша, — вот вечером начнем уху варить, а за всеми нами смотреть будут…
— Вот ты о чем, — успокоилась красавица. — Я никакого рвения проявлять не стану. Испытание меня вообще не беспокоит, учиться в Школах Радуги я не собираюсь. Впрочем, если предложат что-то интересное, я могу и передумать…
Молодой человек явственно чувствовал, как его обуревают противоречивые желания. Ему то хотелось прекратить разговор и вместе с другими поработать веслом, то тянуло смотреть на изящный профиль Наденьки и слушать её нежный голосок. Что удивляло его больше всего, так это явное чувство одобрения, исходящее от Аникутиной. Не глядя на девушку, он явственно чувствовал, что она ощущает по отношению к нему. Это было как в детской игре горячо-холодно: стоило ему посмотреть на Надю, Ольга испытывала блаженство, стоило отвернуться и заговорить с кем-то еще, как её довольное настроение заметно затухало.
Рыбу им всё же пришлось чистить ещё на плоту, едва солнце начало цеплять верхушки сосен. Устье Усолки заметили издалека, по горящим на берегу кострам. Путешествующие на Край разожгли один костер и для них, так что ухи пришлось ждать недолго. За это время поставили две палатки, для мальчиков и для девочек. В наступающей темноте Ермолай не разглядел, куда отошла Белова, но вскоре от одного из костров раздался-её сдержанный смех. Смеялась Надюша хорошо. Она и разговаривала хорошо — на плоту, чуть разговорившись, юноша убедился, как легко с ней общаться.
Подошедшая сзади Инка сладким голосом спросила:
— Не видел, кого Наденька подцепила? Мне показалось, какого-то узкоглазого. Я-то думала, что она тунгусов не любит.
— Ты чего с утра, как в воду опущенная? — спросил её Харламов. — Весь день молчала, даже младший эвенк, и тот разговорчивее был.
— Если тебе интересно, могу объяснить, — вздернула голову соседка. — Когда все спать лягут, выползай потихоньку из палатки к плоту, я тебя там встречу. Придёшь? Интересно?
— Как-нибудь потом, в другой раз, — ответил юноша, и услышал, как уходящая к реке соседка тихонько прошептала:
— Другого раза не будет…
Да, другого раза не случилось. Поутру их разбудили рано. Харламов-старший привёл длинного усатого мужика, под брезентовой штормовкой того виднелась тельняшка.
— Ваш проводник к Краю и руководитель, Павел Сергеевич Стрельников. Слушаться его как меня, и даже больше. Он скажет, почему.
Стрельников обвёл всех внимательным взглядом, посмотрел в кипу бумаг, которую держал в руках и спросил:
— Богомолов кто будет?
Вслед за Костей в сторону отошли Надька, Инка, Анисья. В сторону отвели мальчика-эвенка, его назначили на лодку с номером пять, и Николай Владимирович взялся его к ней отвести. Он помахал сыну рукой и исчез в утреннем лесу. Вслед за ним ушли и Стрельников с отобранными школьниками. Оставшиеся: Гришка, Ольга, Вика и Ермолай развели костер, начали варить кашу.
К плоту по реке подгребла большая лодка, похожая на пирогу-плоскодонку. В ней гребли, как в каноэ — каждый со своего борта, стоя на колене, двое голых по пояс мускулистых подростка. На корме сидела невысокая, крепко сбитая девчонка в ситцевом сарафане. Подростки вытащили нос пироги на берег и помогли вылезти девчонке.
— Аникутина здесь? — спросила девица, подойдя к костру.
Ольга отозвалась, и девица сообщила, что поплывут они на одной лодке, а зовут её Галиной. Подростки оказались Сашкой и Серёгой Алешиными, они всё время молчали. Говорила за них Галя, показавшая сразу же недалекой особой. Вскоре появился Стрельников, забрал Гришку, но взамен привел Ингу Баканову, худосочную девицу с неприятной рожей. Та сразу вперилась в Ермолая пристальным взглядом и неуверенно улыбнулась. Юноша отвел глаза в сторону. Ольга рядом хмыкнула и вздохнула — её Стрельников назначил старшей по лодке, и ей пришлось всеми командовать.
Когда каша сварилась, Стрельников привёл сразу троих: пухлую яркую брюнетку по имени Мариэтта, невзрачного парня в синем плаще — Женьку, и Игоря Жолудева, версту коломенскую, волейболиста из Троицка. Игорь сразу протянул руку:
— Ерёма, и ты здесь!
Чувствовалось, что он искренне рад встрече, пусть даже их прежнее знакомство ограничивалось тем, что они стояли несколько раз напротив друг друга по разные стороны сетки.
Стрельников повернулся к дочери шамана и спросил, указывая на юношу:
— Он может меня слышать?
— Его не учили, — ответила Ольга.
— Тогда объясни ему, — и Стрельников вновь исчез в лесу.
Показалось ли ему, или девушка действительно проговорила: "все объяснения — потом, в лодке"? Голос был не её, но откуда-то он точно знал, что сказать это могла только она. Тем временем кашу разложили по мискам, и ребята спешно начали завтракать. Лодка с номером один на борту выгребла на течение, и понеслась в сторону Енисея. За ней последовала другая. Там, рядом с Надькой Беловой сидел узкоглазый малый в щегольской кожаной куртке и круглой кожаной шапочке. По виду — типичный монгол. И Надька монголу улыбалась, и похоже, не сводила с него глаз.
Между деревьев протиснулся узкоплечий школьник в круглых очках и несмело поинтересовался, кто тут будет Аникутина.
— Меня Павел Сергеевич к вам послал, на вашу лодку. Я Александр Богачев…
Ольга выгребла из котла остатки каши и приказала Александру быстро все съесть. Остальные уже мыли посуду, складывали вещи в пирогу. На течение выплыла лодка с номером три — все лодки были обычными четырехвесельными ялами. Восемь человек на веслах, двое на корме, один на носу. А в их пироге скамейки отсутствовали, и была она несколько шире. Вновь пришел Стрельников, привел еще одного человека — Алексея Константинова, маленького, смуглого и с раскосыми глазами. На эвенка Алексей не походил, а сочетание тюркско-монголоидного разреза глаз со средиземноморским длинным носом выглядело несколько комичным. Да и рот пришедшего, вечно растянутый в улыбке, наглядно доказывал, что и по жизни, и по велению духа, Лёшка был призван веселить любую компанию.