Вторая смена
Шрифт:
Фоньчик честно перехватывает подушку и даже отфутболивает ее в ответ, я беру на вооружение подвернувшуюся под руку плюшевую образину в форме крупногабаритного игрушечного лося. Лось поражает Фоню в плечо, а потом рикошетит в сторону Марго, зашедшей к нам на огонек. Хорошая собака, славная, веселая! А ну выплюнь мой свитер, паразитка! Где там у нас снаряды? Я, не глядя, перебираю валяющиеся у меня за спиной предметы. Корчу при этом страшные рожи и обещаю Фонечке показать кузькину мать, внеплановое зимовье раков и свет в конце тоннеля.
Валик пушистый, таким промахнуться можно. Чей-то
Замах получается хорошим, сильным. Неопознанная черная фигня красиво летит по дуге, намереваясь впечататься в хохочущую морду Афанасия. Но вместо этого она начинает резко уменьшаться в размерах – как подожженный бумажный самолет. Не долетает до цели, исчезает раньше. Вот зараза, вот ведь скотина!
– Ну? Что я говорил? – Фонька молниеносно скатывается со стремянки. Тормошит меня и разве что к потолку подбросить не пытается.
Марго больше не обкладывает никого собачьим матом. Наоборот, лижется и ластится, помахивая хвостом. Надо, наверное, махнуть в ответ. Ой!
– Я же говорил, что само отвалится. А мы только продукт зря извели.
– Ничего не извели, я там капнула… ну, столовую ложку буквально.
– Точно?
– Сам проверь! Эй? Фонька? Алло, гараж, где моя рюмка? Я тоже проверить хочу!
Меня отпускает через четыре тоста, один брудершафт и три не сильно громкие песни. Фонькиным соседям вообще повезло, по жизни, но нынешней ночью особенно. Потому как при моих попытках взять любую, хоть самую завалящую ноту Марго начинает кратко, но весьма выразительно подвывать.
– Дивная моя собачка! Не хочешь военную, давай я тебе другую спою. Хоть революционную, хоть цыганский романс. Марго, ты что уважаешь? Ну из музыки?
Являться в три часа ночи без приглашения несколько невежливо. Хозяйка открыла дверь на первый стук. Удивляться не стала, улыбаться тоже.
– Проходи.
Сама стояла в жакете, в мокрых ботинках: вернулась недавно.
– Пешком шла?
Она пожала плечами – зачем такси брать, предосторожность, конспирация. Сейчас был нужен не азарт, а терпение и выдержка, самые филерские навыки. У обоих этого добра имелось с лихвой, спасибо несладкому опыту всех прошлых жизней.
Она молчала, он тоже молчал – словно в квартире кто-то спал, а они боялись разбудить.
– Чай с сахаром, без?
Афанасий подумал, что нынешние девчонки в такой ситуации обычно сорт уточняют: зеленый, черный или еще какой пуэр. В пакетиках заваривать или по-человечески?
– Сделай как себе.
– А я кофе пить буду.
Он пристроил куртку на спинку стула, стукнул тяжелым карманом по дюралевой ножке. Оба повернулись на металлический звук:
– Там у тебя кто?
– «Зиг-зауэр» [7] .
– Рабочий?
– Все думают, что пневма.
– Почему?
– Сейчас похожие выпускают, «глетчер» [8] . Издали не отличишь. Показать?
– Зачем? – Она поставила на стол кружки, уселась напротив, словно они были в кафе, при свидетелях. А тут хоть и казенный, но дом. Чайник, тарелки, ложки – все служебное. Разве что без инвентарных номеров. А занавески легкомысленные, с полупрозрачным узором.
7
SIG Sauer – самозарядный короткоствольный пистолет с предохранителем. Пуля 9 x 19 мм.
8
Gletcher SS GSR – распространенная марка пневматического пистолета. Стальной корпус. Визуально копирует боевой пистолет SIG GSR.
– Это хозяйские, – она перехватила взгляд. Потом сняла с подоконника пепельницу, разместила строго между кружками.
На донце сверкал оранжевый бумажный клочок – след от содранного ценника. Афанасий не хотел дымить, но полез за пачкой. Она дождалась щелчка зажигалки, заговорила ровно, словно возвращалась в рассказ после случайной паузы:
– В детской спал ребенок. Я начала с кухни, там инструменты. Контейнер с мелким добром, квадратные корни, настойка кошачьих слезок, свечи с тремя тенями, одна начатая, три целые. Был экстракт мышиного хвоста, забей-трава, немного чепухи – не молотой, в зернах. По запаху импортная. Я не вскрывала.
– Нашла что-нибудь?
– Эксперт сказал бы точно, а навскидку обычный инструментарий, ничего личного… То есть лишнего.
Афанасий кивнул:
– По комнатам?
– Спальню отсмотрела, кабинет нет. Муж глухой, но запахи чует. Мог проснуться.
– Не проснулся?
– На кухне были сны, домашнего помола. Они могли рассыпаться. Случайно.
Она собой гордилась, но сдержанно. Как настоящая отличница боевой и прочей политической подготовки. Афанасий знал, с чем сравнить.
– Соображаешь.
– Кухня совмещена со столовой, там есть возможность поставить тайник. Надо уточнить.
– Уточню, – пообещал Афанасий. – А детская?
– Только навскидку, ребенок же спал. Мог увидеть.
– Опять в ворону перекинулась?
– Я кошачьим шагом ходила. Она спала в наушниках, с ноутбуком, при свете торшера, было удобно искать. Там много всего, эмоции захлестывают.
– Девочкины?
– Разные. Вперемешку. Скорее всего, она ведет дневник. Сам знаешь, как они вытягивают. Или не знаешь? – и смутилась слегка.
– Знаю, – ответил Афанасий.
Был у него личный дневник, не без этого. Сто лет назад, в Пажеском корпусе. Пока кокаинить не начал, каждый день туда изливался, осмысливал несовершенство земного бытия. Забавно было бы перечесть на досуге, да где теперь эти тетради отыщешь…
– Очень смущает шкаф, но не пойму, почему именно. Буду писать отчет, может быть, разберусь. По детской все. Теперь комната…
Она замедлила речь, посмотрела в упор. Афанасий не вздрагивал, зубами не скрипел и от стыда сгорать не собирался.