Вторая жизнь
Шрифт:
На крыльцо виллы вышел тщедушный старичок в полной генеральской форме. Задрав голову, он долго смотрел в небо. Солдаты приняли стойку «смирно», приставив метлы к ноге. Вдруг генерал завопил срывающимся голосом:
— Атомная тревога!
Солдаты кинули метлы и начали стягивать с себя мундиры и брюки.
— Чего это они? — удивился Гуго.
— Подождите, подождите! — смеялся санитар. — Все увидите. Это военное учение.
— Прямо на запад-взрыв атомной бомбы, — задыхаясь, про визжал генерал.
Солдаты, в одном нижнем белье, кинулись на землю. Слегка приподняв обтянутые белыми кальсонами зады, они замерли в таком положении.
— Отражают атомный удар! — залился смехом санитар
Следующий особняк занимал какой-то выдающийся в прошлом государственный деятель, санитар не знал его фамилии. Он был тихо помешанный и имел право выходить во двор, но никогда не пользовался этим правом. Все время он проводил в большом богато обставленном кабинете и неотрывно. любовался огромной во всю стену картой, изготовленной специально для него. Он признавал лишь эту географическую карту и никакую другую.
— Только однажды показался он в канцелярии больницы, — рассказывал санитар. — И такое с ним приключилось, чего никто не ожидал. Там он увидел карту на стене, маленькую карту, и заревел, как сумасшедший…
— Он разве нормальный? — осведомился Гуго.
— Простите, — смутился санитар. — Но такие люди порой мне кажутся совершенно нормальными. Вот извольте взглянуть в окно.
Гуго встал на скамейку под окном и, вытянувшись, заглянул внутрь. «Государственный деятель» сидел в кресле и с блаженной улыбкой рассматривал огромную карту, висевшую перед ним на стене. Этот любитель географии забыл о самом себе, о своем носе, который издавал фырчащие звуки — они доносились через открытое окно. У двери стоял его (личный санитар, время от времени он подходил к «государственному деятелю» и вытирал ему нос.
Новый экземпляр высшего общества заинтересовал Гуго. Приглядевшись к карте, он понял, почему этот деятель не может оторвать своего сумасшедшего взора от нее. На карте не было и намека на существующие границы государств. Атлантия занимала огромную территорию, простершуюся далеко на восток. Родина профессора Галактионова, сильно уменьшенная в размерах, оставалась на карте не закрашенной, без точек городов — как будто там не было жизни.
— Он не ест и не пьет, — сказал санитар-гид.
— Значит, скоро сыграет в ящик, — сделал вывод Гуго.
— Несомненно.
Последующие пациенты этого знаменитого заведения, жившие в роскошных виллах и скромных особнячках, не вызвали особого интереса у Гуго.
— А вон в той вилле, самой красивой, живет генерал-пара зит…
— Как вы сказали?
— Простите, — извинился санитар. — Но его так называют у нас…
— Ничего, рассказывайте, — ободрил Гуго. — Я не люблю генералов, не люблю миллионеров и своего дядю в том числе.
— Туда не пройти, там часовые. Присядемте вот здесь. Я разбираюсь в медицине и могу судить, что к чему. Этот генерал готовил новое оружие для войны — микробы. Есть микробы, способные убить человека сразу, а есть такие паразиты, которые ослабляют организм постепенно. Это давно известно. Генерал занимается другим — он размножает микробы, способные уничтожать растительность, животных. Применив это оружие в войне, можно лишить противника продуктов, одежды, экономически подорвать его. Говорят, такие паразиты размножаются с поразительной быстротой. Бросить небольшой флакончик в лесу или в хлебном поле — дело нетрудное и незаметное. А через неделю на десятки километров вокруг стебли и деревья засохнут и почернеют. Говорили еще, — санитар понизил голос, — что их уже применяли, чтобы повысить цены на продукты, избежать кризиса… Это — страшное оружие не только в войне, а и в экономической борьбе стран. Вот почему генерала запрятали сюда. Но его скоро выпустят…
Гуго пожал руку санитару.
— Ты славный парень, ей богу! И вот что я скажу: мне думается, не стоит давать деньги на этот бедлам.
— Конечно, не стоит, — охотно поддержал санитар. — Они пойдут вот таким паразитам, достанутся начальству. А остальных ведь содержат впроголодь.
— Я, пожалуй, так и сделаю, — сказал задумчиво Гуго и, помолчав, решил довериться санитару. — Вот что, приятель: мне нужно бы повидать тут одного человека, выручить его. Он из простых и совсем не сумасшедший. Давай-ка обдумаем, как это лучше сделать, чтобы все было шито-крыто и тебе не влетело.
— Что ж, я охотно помогу, — не колеблясь, ответил санитар. — Вы мне тоже понравились. Давно я не встречал порядочных людей.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЖИЗНЬ
…Сначала возникло ощущение тяжелой черноты, она надвигалась, давила, отступала, становясь мягче, и снова наваливалась бесформенной массой. Послышался тупой звук, нависшая плотная чернота сразу же поглотила его. Звук повторился, более отчетливый — тяжесть отодвинулась. Потом раздался двойной звук — хлопок и звон. В поредевшей темноте что-то шевельнулось-серое, расплывчатое, свернулось в комок и исчезло. Снова антрацитовая чернота — слитная, тяжелая, всеобъемлющая. В глубине ее образовался тусклый просвет. Там что-то постукивает, тихо, робко. Затем удары становятся все настойчивее, отчетливее. Темнота не отступила, но тяжесть давила слабее. Возникли два белых глаза. Стали различимы руки, они поднялись, ударили в черноту и вяло опустились, пропали; и сразу же исчезли глаза. А потом снова появилось все это, уже яснее, приближалось, увеличиваясь и усиливаясь. Белые без зрачков круги глаз слились в большое светлое пятно. Сквозь него стало видно что-то белое, кланявшееся из стороны ч сторону, и опять — глаза и руки. Только глаза и руки. Лоб, нос и рот были закрыты белым. Руки держали перед глазами что-то круглое, блестящее. Это был человек. Раздался глухой, ровный голос:
— …Браун, вы слышите меня, Браун?
«Кто такой Браун?» — возник вопрос.
Ощущение «Я» появилось не сразу. Впереди стоял человек в белом халате, колпаке и с повязкой на лице, вверху — потолок, позади, очень близко, — боль. Что-то лежало слева и справа, простиралось в сторону человека в белом, но не ощущалось, что это руки, туловище, ноги.
— Браун, вы слышите меня? Капитан Браун…
«Вероятно, меня спрашивают. Браун? Возможно… Да, да, я Браун. Но почему — капитан?»
Появилось желание ощупать себя. «Должны быть не только глаза, которыми я вижу, и не только уши, которыми слышу. Должны быть руки. Как поднять руку?» Этого он не знал.
Надо ответить на зов человека в белом. Но как это сделать?
«Что же произошло со мной?»
Он прикрыл глаза.
Память повела к ответу издалека.
…Окраина города. В стороне дымят высокие трубы. Он лезет на дерево, выше, выше! — чтобы увидеть, на идет ли домой отец. Он смотрит напряженно и не замечает, что поставил ногу на тонкий сухой сучок, — срывается и падает. Больно ударяется о землю и теряет сознание…
Воспоминание исчезло под обрушившейся тяжелой чернотой. Забытье без времени и боли… Сознание пришло как полусон. И появилась мысль, сдавленная болью и темнотой, разорванная на части, потом стала яснее, связаннее.