Вторая жизнь
Шрифт:
Молчание было знаком согласия.
В девять часов вечера на тускло освещенном единственным фонарем гаражном дворе мы начали кругами таскать еще не старый уазик. Я сидел за рулем шишиги, а Ефремович в УАЗе.
Остальные водители давно отправились по домам.
Минут через двадцать я остановился. Борис Ефремович тоже выскочил из кабины и доставал из кармана новые свечи.
– Давай, вкручиваем и заводим, - предложил он.
Машина завелась без проблем.
– Вроде клапана на третьем цилиндре постукивают, - озабоченно сообщил Ефремыч.
–
– Ага, задержался ты, - подумал я, - ты в десять вечера только должен нас с учебы отпускать, а на деле мы уже дома в девять часов.
Через день я нашел время и получил свои семьдесят с чем-то рублей и отправился в магазин, поливая матом советское законодательство. Ведь совсем выпустил из вида, что у меня высчитают два налога, подоходный, и за бездетность. Возмущенные возражения, что мне нет восемнадцати лет, не произвели на кассира никакого эффекта.
– Разбирайтесь с бухгалтером, начисляющим зарплату, - сообщила она равнодушно.
Желания терять время на разбирательства из-за семи- девяти рублей, не было, а обеденный перерыв уже подходил к концу.
Вечером, когда я зашел в гараж и многозначительно позвенел сеткой, там раздались одобрительные возгласы. А когда из сетки появились три бутылки водки и закуска, аплодисменты перешли в бурные овации.
Чего было не отнять у водителей, так это умения организовать стол. Уже через пару минут рабочий верстак был застелен газетами. На них один из водил резал тонкими пластинками розовое сальцо, пахнущее чесноком.и свежий черный хлеб. Соленые огурцы были вывалены из банки в жестяную миску, а когда в такую же миску я вывалил полбидончика шашлыка, на миг наступило молчания.
– Шоб я так всегда жил, - сказал только что вышедший из недельного запоя Петрович, нарушив тишину.
– Саня, да мы так не пили никогда. Краюшка черняшки в радость была, рукавом занюхаешь, да сухарик пожуешь.
Он одним движением раскрутил бутылку и удовлетворенно крякнул, глядя на кружащиеся в ней пузырьки. После чего опытной рукой разлил бутылку по стограммовым стаканчикам.
– Ээ - ребята! Вы что тут устроили за представление?
– раздался голос Никулина, бесшумно подошедшего к нашей компании.
– Так, вот, Санек нам угощение выставил - заявил нисколько не смутившийся Петрович.
– Борис Ефремович свирепым взглядом уставился на того.
– Ты б... п... еб... м.... совсем ох ..л, заорал он.
– Неделю гулевонил, и опять хочешь нажраться, пошел отсюда на х..
Он спихнул Петровича с табуретки и уже спокойней предложил тому.
– Ты сегодня отдыхаешь, иди лучше покарауль, чтобы кому не надо не заходили
После этого он взял оставшийся налитый стакашек, и предложив выпить за здоровье всех присутствующих, ловко опустошил его одним глотком.
Что для четверых мужиков и примазавшегося меня, три бутылки, через сорок минут
– Вот, оказывается, чего мне не хватало!
– думал я, выходя на улицу.
– Обычного мужицкого трепа, о машинах, работе и о бабах, конечно.
В этой кампании скидку на возраст не делали.
В голове слегка шумело. Я хоть и старался пить немного, но все же ухитрился опьянеть. Мужики пошли на второй заход, я бы с удовольствием остался, но домой надо было придти трезвым, если мама унюхает запашок будет скандал.
Мне повезло, потому, как шел какой-то фильм по телику, и мама даже не вышла из комнаты, только крикнула, что ужин на столе.
– Может, признаться, что я снимаю квартиру и хочу пожить один, - в который раз подумал я. Но представив предстоящий скандал, опять, малодушно, оставил этот вопрос на потом.
Ноябрь принес ранний холод и снег. Седьмого числа, задул резкий ветер, и температура опустилась до двенадцати градусов мороза. Но демонстрацию никто не отменял. Я, носился, как савраска вдоль формирующейся колонны нашего треста и раздавал плакаты с членами Политбюро и ЦК КПСС. Несмотря на морозец, спина была уже взмокшая.
Получил я наглядную агитацию еще вчера у Незванцева. Огромная комната была завалена плакатами, лозунгами и прочими атрибутами. Хорошо, что нам выделили грузовую машину, иначе весь этот хлам было не увезти.
К сожалению, приходилось отрабатывать высокое звание комсорга. За полчаса я раздал, наконец, осточертевших Сусловых, Брежневых и Громык, и сам встал в ряды демонстрантов. Наталья Петровна все еще ходила рядом и брала на карандаш тех, кто не явился на демонстрацию.
Из громкоговорителей доносилась маршевая музыка, песни военных лет, Народ был бодр и весел. То тут, то, там, собираясь в круг, люди сами запевали песни, смеялись, радовались происходящему.
К сожалению, Лена на демонстрацию не пришла, у нее была рабочая смена.
– Саша, мне плаката не хватило!
– обиженно воскликнула Зинка Бахирева, незаметно появившаяся рядом.
– Да, пожалуйста, бери, - ответил я и протянул девушке своего Брежнева с мохнатыми бровями. Та сразу скорчила жалобную мину.
– Ой, я же пошутила, не хочу такую тяжесть таскать, - сообщила она.
Я не стал настаивать и снова положил плакат ручкой на плечо .
В это время машина с названием нашего треста тронулась в путь, и вслед за ней двинулось начальство во главе с директором.
Зина ловко прихватила меня под свободную руку и плотно прижавшись, пошла рядом.
– Лена говорила, ты квартиру снимаешь?
– внезапно спросила она, в ее дыхании явственно чувствовался аромат вина Изабелла.
– Ничего себе?
– мысленно удивился я.
– Не думал, что Ленка такая болтушка. А эта подруга уже успела винца глотнуть
– Ну, да, снимаю,- нехотя вслух признался я.
– Может, после демонстрации покажешь, как ты устроился?
– спросила она, глядя на меня смеющимися глазами.