Второе поколение
Шрифт:
«Неумершие» подтащили пленника к стене. По слову команды на стене появились наручники. «Неумершие», приподняв Рейстлина на воздух магической силой, прикрепили его к стене за запястья. Затем они с издевкой раскланялись перед ним и ушли в своих черных развевающихся на ветру мантиях, оставив Рейстлина висеть на стене.
Встав на ноги, Палин пошел было вперед, но вдруг какая-то темная тень затмила его зрение, ослепляя сильнее, чем яркий свет. Темнота наполнила его сознание, душу и тело таким ужасом и страхом, что он не мог сдвинуться с места. Хотя тьма была глубокой и всепоглощающей, Палин видел то, что происходит внутри нее: красивейшая и желаннейшая из всех женщин мира подошла к Рейстлину. Тот сжал кулаки в наручниках. Палин видел все, хотя вокруг него было темно, как на дне самого глубокого океана. И Палин понял.
Темнота была в его сознании, ибо смотрел он на Такхизис — саму Королеву Тьмы.
Палин застыл на месте в благоговейном страхе, ужасе и почтении, толкавшими его преклонить перед Королевой колени. Вдруг он увидел, что внешность Королевы меняется. Из тьмы, из песка жгучей земли поднялся дракон. Необъятный размах крыльев дракона покрыл землю тенью, пять голов корчились и поворачивались на пяти шеях, пять пастей открывались с оглушительным хохотом и ревом жестокого наслаждения.
Палин увидел, как голова Рейстлина невольно отвернулась, а золотистые глаза закрылись, словно не в силах смотреть на нависшее над ним существо.
Однако верховный маг продолжал бороться, пытаясь вырваться из наручников, его ладони и запястья кровоточили от бесполезных усилий.
Дракон медленно, плавно поднял лапу. Одним быстрым ударом Такхизис разорвала сверху донизу черную мантию Рейстлина. Затем тем же плавным движением она разрезала тело верховного мага.
Палин задохнулся и закрыл глаза, чтобы стереть из памяти отвратительное зрелище, но было слишком поздно. Он видел это, и он будет видеть это всегда в своих снах, так же как и вечно слышать дядины крики страдания. Сознание Палина помутилось, колени подогнулись, он опустился на землю, схватившись за живот, — его рвало.
Сквозь туман ужаса и тошноты Палин внезапно осознал, что Королева ощутила его присутствие! Он понял, что она его ищет, прислушивается, принюхивается.
…Он не думал о том, чтобы прятаться. Здесь нет места, где она не смогла бы его найти. Он не может бороться, он не может даже взглянуть на нее. У него нет сил. Он может лишь скорчиться на песке, дрожа от страха, и ожидать конца.
Но ничего не произошло. Тень отлетела. Страх Палина исчез.
«Палин… Помоги…» Голос, пронизанный болью, шептал в сознании Палина. И, о Боже! Звук капающей жидкости, льющейся крови…
— Нет! — Палин застонал, тряся головой и зарываясь песок, словно хотел похоронить себя. Раздался захлебывающийся крик, и Палина опять стошнило, и он зарыдал от ужаса и жалости и от отвращения к своей собственной слабости.
— Что я могу сделать? Я ничто. У меня нет сил, чтобы помочь тебе! — бормотал он. Держа жезл перед собой, Палин покачивался из стороны в сторону, не в силах открыть глаза.
— Палин, — голос задыхался, каждое слово, очевидно, причиняло боль, — ты должен быть… сильным. Ради… собственного спасения… а также… и моего.
Палин не мог произнести ни слова. Горло болезненно пересохло, во рту он ощущал горький вкус желчи.
«Быть сильным. Ради своего спасения…»
Палин медленно, помогая себе жезлом, встал на ноги. Затем, опершись на него, чувствуя ободряющую прохладность его дерева, он открыл глаза.
Тело Рейстлина бессильно висело в наручниках на стене, черная мантия была разорвана в клочья, длинные белые волосы упали на лицо, голова поникла. Палин попытался задержать взгляд на дядином лице, но не смог.
Глаза против воли остановились на окровавленном, искромсанном торсе. От груди до паха тело Рейстлина было распорото надвое острыми когтями, внутренние органы были выставлены наружу. Капающий звук был звуком человеческой крови, стекающей капля за каплей в большой каменный бассейн у ног Рейстлина.
Палина опять начало мутить. Сжав зубы, опираясь на жезл, Палин спотыкающимися шагами пошел к стене. Но, приблизившись к отвратительному бассейну, он не выдержал, ноги его подогнулись. Боясь упасть в обморок от ужасного зрелища, Палин опустился на колени и преклонил голову.
— Посмотри на меня, — раздался голос. — Ты… знаешь меня…
Палин?
Палин неохотно поднял голову. На него смотрели золотистые глаза с расширенными от мук зрачками. Окровавленные губы шевелились, но ничего не могли произнести. Дрожь сотрясала обессиленное тело.
— Я знаю тебя… Дядя… — Согнувшись, Палин зарыдал, и в голове его пронеслось: «Отец лгал! Он лгал мне! Он лгал самому себе!»
— Палин, будь сильным! — прошептал Рейстлин. — Ты… можешь освободить меня. Но ты должен… спешить…
«Сильным… Я должен быть сильным…»
— Да. — Палин проглотил слезы. Вытерев лицо, он твердо встал на ноги, не отрывая взгляда от дядиных глаз. — Прости, прости меня. Что я должен делать?
— Воспользуйся… жезлом. Дотронься до замков… мои руки… Скорее!
Королева…
— Где, где она? — Палин задрожал. Осторожно обойдя бассейн с кровью, он подошел к дяде и, протянув руку, прикоснулся кристаллом к запястью Рейстлина.
Изможденный, близкий к смерти, Рейстлин больше не мог говорить, но Палин слышал его слова в своем сознании: «Твой приход заставил ее уйти.
Она не была готова к встрече с таким, как ты… Но это не надолго. Она вернется. Мы оба… должны уходить…»
Палин прикоснулся жезлом к другому наручнику, и Рейстлин, свободный от цепей, упал Палину на руки. Жалость и сострадание вытеснили ужас, Палин мягко положил истерзанное, кровоточащее тело на землю.
— Но как ты сможешь идти? — пробормотал Палин. — Ты умираешь…
— Да, — ответил Рейстлин без слов, губы его изогнулись в мрачной улыбке.
— Через несколько секунд я умру, как умирал каждое утро до этого бессчетное число раз. Когда наступит темнота, я вернусь к жизни и проведу ночь в ожидании рассвета и времени, когда Королева придет терзать мою плоть, чтобы закончить мою жизнь в мучительных страданиях еще раз.