Второе полугодие
Шрифт:
— Да что ты с ним разговариваешь, Дима! Скажи ему своё отцовское слово, и пусть только попробует ослушаться!
— Хорошо. Тогда слово моё будет такое: делай что задумал, но потом не ропщи. Мы тебя предупредили о возможных последствиях. Не факт, что из комсомола не попрут, если узнают в школе. Как минимум, пропесочат.
— Я тебя услышал. Со школой разберусь. В конце концов Корчагин я или нет? Видишь преграду — смети! Есть цель — лети к ней. Шашки наголо и вперед!
— Ну да, знать бы еще твою цель, Миша, — вздохнул отец. А кому сейчас легко?
И я пошел в нашу с Пашкой комнату делать
3 февраля 1982 г
— Что это, Корчагин?
— Записка от родителей, Галина Ильинишна. Что я завтра не смогу в школу прийти.
— По какой причине? — Училка пару раз просканировала текст, но не смогла выжать из синих строчек нужную информацию.
— Там же чётко написано — по семейным обстоятельствам. Стандартная формулировка, если что.
— Что значит твоё «если что»? Объясни.
— Фразеологический оборот, обозначающий ситуацию, очевидную всем её участникам. — Как тебе такая формулировка?
— Ладно, Корчагин, с тобой всё ясно. Я не разрешаю тебе пропускать школу завтра. Причину уважительной не считаю.
— Галинишна, так я и не спрашивал вашего разрешения. Я вас ин-фор-ми-ро-вал. Для вашего спокойствия.
Сам не знаю, зачем я произнес это слово по складам. Хотел показать классной её место? Или привычка доминировать в коллективе? Так она не из нашего муравейника, она вне коллектива класса. Зря я так, если честно. Нанес человеку пользу, отойди в сторонку. Без добивания можно в этой ситуации было обойтись. С другой стороны, я же не просто глумлюсь, я вырабатываю у женщины рефлекторную боязнь. Не ненависть, которая может толкнуть на путь камикадзе, а естественную опаску: увидела, отошла молча.
'Завтра у меня по графику Москва. Не ставя в известность классную руководительницу, я уже смотался до Олега Александровича, хотел отпроситься у директора. Но он решил вопрос с моим прогулом несколько иначе. Не надо козырять покровительством шефа, просто возьми записку от родителей и прогуляй школу как все воспитанные дети. А еще высказался в плане, что ты молодец, Корчагин, и что зашел посоветоваться, молодец. И что не бросаешь заниматься журналисткой, тоже молодец.
— Но твой выбор издательства и атаки лбом на неподдающуюся редакцию журнала… одновременно внушают и уважение, и жалость. — сказал он, глядя в глаза.
— Наглость первое счастье журналиста. И вообще, пусть боятся!
— Тебя? — Только что серьезные глаза директора засмеялись.
— Ну да. Это я пока несерьезного веса пацан. А через пару-тройку лет от моей фамилии в редакциях морщиться начнут.
— Это разве хорошо в карьерном плане? Поясни, Корчагин.
— Нюансы, все дело в нюансах. Я добьюсь такой ситуации, когда редактору будет меня проще напечатать, чем отказать.
— Ах ты в этом смысле! Кстати, некоторые с девушками по тому же принципу отношения строят. Хотя тебе это пока не актуально. Ты ж у нас первый парень на деревне.
— Вы мне льстите, Олег Александрович!
— Ладно, иди. С тебя журнальчик.
— Вот такой! — Я не удержался и показал на себе, какие бюсты мне нравятся. Хотя, как говорят, на себе показывать дурная примета.
— Иди уже, Корчагин! — Смеясь воскликнул директор, и я пошел под его смех. Он думал меня подколоть, пусть теперь сидит подколотый.
Кажется, я что-то пропустил… Ах да, сначала был звонок в Москву! Во вторник, то есть вчера я не стал задерживаться после школы, а позвонил в редакцию по оставленному мне телефону. Прямо как в своё время вернулся, честное слово! Редакция, переговоры, треп ни о чем и снобизм тех, кто лучше всех разбирается в литературе вообще и журналистике в частности. По их мнению'.
Вид сбоку: В редакции журнала «Техника-молодежи» была своя особенная атмосфера и специфика, присущая техническим журналам. Здесь конденсировались люди, у которых гуманитарное образование наложилось на технический склад ума, а потом дало сбой. Тут ведь как, что бы не решили товарищи наверху, а механические свойства материалов не меняются сами собой вследствие принятия эпохальных решений. С надоями это еще может пройти, с охватом трудящихся культурой — на раз! А вот расстояние от пункта «А» до пункта «Б» так и остаётся «Х» километров. И бензина на его покрытие требуется столько же, что и раньше. А то даже больше. Одно радует — журнал нацелен более в будущее, нежели на отражение современных реалий. А уж про будущее можно врать в полный рост.
— Тебе главред клизму за вчера вставил? — средних лет, но моложаво выглядящий мужчина ткнул карандашом в своего коллегу, сидящего за столом напротив.
— Захарченко? Да ладно тебе, не такой уж он и зверь. И вообще, я что виноват, что респондент укатил по стране.
— Погоди, ты же говорил, что он школьник. Старшеклассник какой-то.
— И что, в нашей стране кто-то запретит Старшекласснику поехать по своим делам в Севастополь?
— Я на летучке слышал, которую ты зря пропустил, что работу с этим письмом могут у тебя забрать. Раз тебе было некогда еще раз перезвонить.
— Коль, я звонил! Честное слово, звонил.
— Вить, ты это не мне должен был рассказать, а Василию Дмитриевичу. И еще, ты выяснил: этот тот самый Корчагин или однофамилец?
— Ты дурак что ли, Николай? Какой тот самый Корчагин? Из книжки Островского? — Вопрос поверг Николая в прострацию, он даже лицо прикрыл ладонями, защищаясь от вредного излучения.
— Витя! Тот самый Корчагин, это школьник, который по осени уже присылал нам статью.
— Эту? И чего сыр-бор тогда завели? Отказали тогда, откажем сейчас.
— Другую, Витя. И ту другую, которую мы зарезали, напечатали в Комсомолке и «Моделисте-Конструкторе».
— Не верю. Не могли они такого допустить.
— Ну не ту же. Этот проходимец написал, как я понял, сразу три статьи про одно и то же. Три! Разных, но об одном. В газету про комсомольцев, штурмующих рубежи непознанного. А в Моделист — чертежи и советы по сборке спортивных роликов своими руками. Да еще и упражнения расписал, фигуры и советы по технике безопасности. Короче, готовая методика.