Второе убийство Сталина
Шрифт:
С чего он начал работу? Рабочий завода Манташева Дементий Вадачкория вспоминал: «Первое рабочее собрание состоялось у меня в комнате. Молодой человек, оказавшийся Сталиным, просил пригласить на это собрание семерых рабочих. За день до назначенного собрания Сталин просил меня показать ему приглашенных товарищей. Он был в доме, стоял у окна, а я прогуливался с приглашенными по очереди по переулочку. Одного из приглашенных Сталин просил не приглашать… В назначенное время, когда все товарищи собрались у меня, пришел Канделаки со Сталиным. Фамилии его никто не знал, это был молодой человек, одетый в черную рубаху, в летнем длинном пальто, в мягкой черной шляпе… В заключение беседы Сталин сказал — вас семь человек, соберите каждый по семи человек у себя на предприятии и передайте им нашу беседу» [21] . В новогоднюю ночь состоялось первое собрание новой организации, на которое пришло 25 человек.
21
Островский А. Кто стоял за спиной Сталина. С. 494–495.
Новый руководитель времени даром не терял — вслед за организацией ячейки тут же начались и забастовки. Причина первой из них была почти анекдотической: сразу после новогодних праздников на складе досок завода Ротшильда, куда устроили на работу и Coco (но это не значит, что он этот склад поджег, отнюдь!) вспыхнул пожар. После его ликвидации администрация завода, раздавая премии за работу, отметила ими только мастеров и бригадиров, обойдя рабочих. Иосиф недаром работал на этом складе: он тут же организовал забастовку, присовокупив к требованиям равенства по части премий еще и отмену работы в воскресные дни. Надо сказать, что батумские хозяева оказались куда умнее тифлисских: требования рабочих были удовлетворены и конфликт этим и закончился.
Успешной оказалась и забастовка на заводе Манташева, где рабочие требовали введения воскресного отдыха, запрещения ночных работ и вежливого обращения со стороны администрации. Здесь, правда, дирекция сначала заупрямилась, в результате чего, когда через десять дней она все-таки вступила в переговоры, к первоначальным требованиям прибавились новые: оплата забастовочных дней, увеличение зарплаты на 30 %, возврат штрафов. Лучше бы они начали переговоры сразу! В общем, администрацию заставили выполнить все требования.
Все получилось и с типографией, организации которой Иосиф посвятил первые месяцы работы. Она располагалась там же, где жил Иосиф. Один из участников предприятия десятилетия спустя вспоминал: «Тесная комнатка, тускло освещенная керосиновой лампой. За маленьким круглым столиком сидит Сталин и пишет. Сбоку от него — типографский станок, у которого возятся наборщики. Шрифт разложен в спичечных и папиросных коробках и на бумажках. Сталин часто передает наборщикам написанное» [22] .
22
Яковлев Н. Сталин: путь наверх. С. 43.
Техника была более чем убогой. Набирали вручную, вместо наборной кассы использовали спичечные и папиросные коробки. Печать была тоже как при Гутенберге. Чтобы получить оттиск, надо было смазать набор краской, положить сверху лист бумаги и вращать ручку пресса до тех пор, пока лист не прижмется к набору. Потом поднять пресс, вынуть готовый лист и проделать всю операцию заново. Работа была тяжелой, так что приходилось часто меняться. Но все же это была какая-никакая, а типография.
В общем, работа налаживалась. И тут грянул гром — очередное выступление закончилось большой кровью. В конце февраля дирекция завода Ротшильда объявила о намерении провести массовые увольнения (около 40 % всех работающих на заводе). Вспыхнула забастовка, но на сей раз требования рабочих были признаны незаконными. Им предложили вернуться на рабочие места, однако они не подчинились, и тогда власти привычно ответили на рабочий протест арестом зачинщиков. Но рабочие, у которых теперь были руководители, вели себя куда более уверенно, чем раньше. У пересыльной тюрьмы, где содержались арестованные, собралась толпа в несколько сот человек, потребовавшая или освободить их товарищей, или арестовать всех. Это — второе — требование и было выполнено, в здание пересылки затолкали всю толпу — пусть посидят, успокоятся, а утром пойдут по домам. Но на следующий день туда же явились остальные рабочие завода, решившие взять тюрьму штурмом и освободить арестованных. Кто-то успел предупредить полицию, и возле здания тюрьмы уже ждали войска. Тем не менее рабочие пошли на штурм, и тут изнутри, услышав шум, вырвались арестованные — их не понадобилось отпускать, они попросту снесли двери пересылки. Оказавшись между двух возбужденных толп, солдаты открыли огонь. Итог дня: 20 раненых, 13 убитых. Это было самое крупное по числу жертв столкновение рабочих с полицией после стачки на Обуховском заводе в Петербурге. Иосиф во время столкновения также находился в толпе.
На следующий день социал-демократы завалили город листовками, в которых уже открыто говорилось: «Долой царское правительство!» Разозлившаяся полиция выследила типографию, которая помещалась в то время в городе. Но на этот раз все кончилось анекдотом. Как рассказывала потом свидетельница событий, ночью в дом, где находилась типография, явилась полиция. «Ночью к Ивлиану Шапатаве явился пристав Чхикваидзе с двумя городовыми. В дверях загородила ему дорогу Деспине Шатапава с дубиной в руках и заявила им: "Дети спят, твое появление и шум могут их разбудить и испугать". Чхикваидзе засмеялся и ушел. Таким образом Деспине Шапатава спасла типографию и товарища Сталина» [23] . В самом деле, полиция попала в сложное положение — как бы отчитывался пристав о сражении городовых с вооруженной дубиной матерью семейства!
23
Островский Л. Указ. Соч. С. 185.
В тот же вечер типографию перевезли в другое место, потом в третье… В конце концов она обрела приют на городском кладбище, в одном из склепов — если это место и было не более надежным, чем остальные, то одно существенное преимущество у него имелось: трудновато было бы полиции арестовать хозяина квартиры, давшего приют революционерам…
Первая из многих тюрем
Вечером 5 апреля 1902 года на квартире, где в то время жил Иосиф, состоялось собрание рабочих. Не успело оно закончиться, как появились жандармы. В комнате еще стоял запах табачного дыма — хоть топор вешай, в пепельнице полно окурков. От досады на опоздание стражи порядка забрали тех, кого застали, — Иосифа и жившего вместе с ним товарища, а также хозяина квартиры и их гостя, молоденького гимназиста. Последних двоих вскоре выпустили, что же касается Иосифа и его товарища К.Канделаки, то их привлекли к делу о закончившейся столь печально забастовке. Правда, доказательств у полиции не было, а сами арестованные и на первом допросе, и на последующих категорически отрицали свою причастность к этому инциденту. Иосиф утверждал, что в это время его вообще не было в Батуме.
Все бы ничего, но он сам себе напортил. Надо было предупредить родных в Гори, а связи с волей не было — неопытные конспираторы не успели наладить контакты с тюремным замком. 8 апреля он выбросил во двор тюрьмы две записки на грузинском языке с просьбой известить его мать, чтобы она показала, что он всю зиму, до 15 марта, провел в Гори. Записки попали в руки полиции, и экспертиза показала, что писал их Джугашвили.
Около трех месяцев Иосифа содержали в Батуми под стражей, однако бесспорных доказательств его причастности к забастовке у следствия не было. Прокурор Тифлисской судебной палаты в своем заключении писал: «Хотя… в произведенном дознании имеются некоторые указания на то, что Иосиф Джугашвили был причастен к рабочему движению, возбуждал рабочие беспорядки, устраивал сходки и разбрасывал противоправительственные воззвания, — но все эти указания лишь вероятны и допустимы; никаких же точных и определенных фактов по сему предмету дознанием не установлено и указание на участие Джугашвили на сходках и на распространение им по г. Батуму революционных воззваний основывается единственно на предположениях, слухах или возбуждающих сомнение в достоверности подслушанных отрывочных разговорах. При таком положении дела характер деятельности Иосифа Джугашвили за время пребывания его в Батуме подлежит считать невыясненным» [24] . Полиция оказалась в трудном положении — на одних агентурных данных следственного дела не построишь. Со своей задачей — посадить опасного революционера — батумские жандармы не справились.
24
Островский А. Указ. Соч. С. 192.
Но параллельно в столице Кавказа велось дело о Тифлисском социал-демократическом кружке, по которому тоже проходил Иосиф Джугашвили. Батумцы снеслись с Тифлисом, и его продолжали содержать в тюрьме уже по новому делу.
Иосиф никогда не был особо крепок здоровьем, а полуголодное детство, полная лишений неустроенная жизнь подпольщика еще больше ослабили его. Бич Кавказа — туберкулез — вплотную подступил к Coco. Осенью его переводят в тюремную больницу. Он пишет прошения, как бы теперь сказали, об изменении меры пресечения, привычно сбиваясь на слог всех тех бесчисленных прошений, которые он за свою жизнь написал. В первом он просит освободить его или хотя бы ускорить ход дела. Не добившись успеха, пишет второе:
«Нижайшее прошение. Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, — заставляет меня второй раз обратиться в канцелярию Главноначальствующего с нижайшей просьбой освобождения из-под ареста под надзор полиции. Умоляю канцелярию Главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение». Это прошение также осталось без ответа — и семинарский слог не помог.