Второе убийство Сталина
Шрифт:
Но из тюремных отсидок социал-демократы умели извлекать пользу. Тюрьму называли университетом, и заслуженно называли. В отличие от воли, где подпольщики всегда заняты по горло, здесь у них была уйма свободного времени, и они использовали это время для образования: читали книги, устраивали лекции, проводили диспуты. В переполненных камерах опытные пропагандисты вербовали себе сторонников и помощников, и нередко бывало так, что молодой рабочий, случайно заметенный за стачку, выходил из тюрьмы убежденным социал-демократом или эсером. Иосиф и на воле успевал заниматься самообразованием, а в камере он никогда не расставался с книгой.
Социал-демократ Григорий Уратадзе вспоминал, каким тогда был его товарищ по заключению Coco: «На вид он был невзрачный, оспой изрытое лицо делало его вид не особенно опрятным… В тюрьме он носил бороду, длинные волосы, причесанные назад. Походка вкрадчивая, маленькими шагами. Он никогда не смеялся полным открытым ртом, а улыбался только. И размер улыбки зависел от размера эмоции, вызванной в нем тем или иным происшествием, но его улыбка никогда не превращалась в открытый смех полным ртом. Был совершенно невозмутим. Мы прожили вместе в Кутаисской тюрьме более чем полгода, и я ни разу не видел его, чтобы он возмущался, выходил из себя, сердился, кричал, ругался, словом, проявлял себя в ином аспекте, чем в совершенном спокойствии. И голос его в точности соответствовал его «ледяному характеру», каким его считали близко его знавшие» [25] .
25
Островский Л. Указ. Соч. С. 199.
…Надежды на освобождение, не было, а значит, не было смысла и в хорошем поведении. И Иосиф принялся за старое. Осенью 1903 года он организовывает демонстрацию заключенных в тот день, когда экзарх Грузии, посетивший Батум, захотел осмотреть тюремный замок. После этого его переводят в Кутаиси, и там он в июле 1904 года устраивает бунт заключенных. Гулкие удары в железные тюремные ворота переполошили весь город. Срочно пригнали полк солдат, приехали губернатор, прокурор. Заключенные предъявили требования: построить нары, два раза в месяц устраивать банный день, содержать политических отдельно от уголовных, вежливо обращаться и пр. Требования были удовлетворены, но в отместку администрация согнала зачинщиков забастовки — политзаключенных — а самую худшую камеру.
Между тем в Тифлисе Джугашвили «потеряли». Тифлисское жандармское управление почему-то было уверено, что он выпущен под надзор полиции, и когда наконец-то по его делу было принято решение — высылка в Восточную Сибирь на три года, — его начали усиленно разыскивать, чтобы взять под стражу и отправить на этап. Потом, когда выяснилось, что искомый субъект вроде бы уже арестован, его стали искать по тюрьмам. Полтора месяца искали, еще два месяца готовили к этапу — в общем, к месту ссылки он отправился только в конце ноября, в демисезонном пальто, ботинках и даже без рукавиц. И практически без денег — небольшую сумму выдал отправляемым в этап товарищам комитет РСДРП да батумские рабочие собрали около 10 рублей и немного провизии.
В отличие от многих и многих государственных деятелей всех времен и народов Сталин не оставил мемуаров. Его жизненный путь исследователи собирают по крупинкам — по свидетельствам тех, кто что-то от кого-то слышал, где-то прочел, что-то знает. Сам он иной раз рассказывал истории из своей жизни — иногда в кругу друзей, иногда детям. Но не надо забывать, что он был поэт! Этого не было заметно за солидной манерой держаться, но и писание стихов в юности, и приверженность романтике революции, которой он остался верен всю жизнь и от которой большинство его более прозаических товарищей вскоре полностью излечились, и образно-поэтическая речь, и специфический сталинский юмор выдают художественную натуру. А художнику скучно повторять одно и то же несколько раз неизменно. Так, историю своего побега из первой ссылки он сам рассказывал в трех вариантах, и надо учитывать, что в зрелые годы Сталин вполне излечился от несчастного свойства своей молодости — отсутствия чувства юмора.
…Был в Иркутской губернии уездный город Балаганск, а в 75 верстах от него — селение Новая Уда. Там в числе имевшихся в селе четырех ссыльных и поселился Иосиф Джугашвили — в бедном домике из двух комнат на краю болота, у крестьянки Марфы Литвинцевой. Стояла зима, морозы доходили до минус тридцати градусов, но он все равно не собирался задерживаться в ссылке.
Итак, согласно первому варианту истории о побеге Иосиф, угрожая кинжалом, заставил какого-то крестьянина отвезти его к железнодорожной станции. Это фантастическое полотно в грузинско-романтическом стиле — учитывая, что до ближайшей станции было 120 верст, на протяжении которых ему, по-видимому, приходилось держать кинжал вплотную к горлу мужика, чтобы не получить по голове оглоблей. Другая версия гласит, что опять же некий крестьянин согласился отвезти Иосифа до станции Зима, если на каждой остановке он будет выставлять ему поларшина водки. Что это такое? Как-то он продемонстрировал, что такое «аршин водки» — деревянный аршинчик, который он вплотную уставлял маленькими чарками с водкой. Это уже вариант по Гоголю. И третья версия — беглец сказал кому-то из ямщиков, что хочет подать жалобу на уездного начальника, и тот отвез его до станции — это по жанру, пожалуй что, лубок.
Тесть и друг Сталина Аллилуев, который знал эту историю более досконально, рассказывал, что Иосиф совершил два побега, но первый оказался неудачным — он чуть не замерз, решившись отправиться в тридцатиградусный мороз в своем легком кавказском одеянии, и принужден был вернуться в Новую Уду. Однако на второй раз все получилось. Накануне Крещения, то есть 5 декабря по старому стилю, с расчетом на то, что стражники в честь праздника перепьются и ссыльных проверять не будут, Иосиф отправился в Балаганск. Тамошние ссыльные укрыли его на некоторое время и, поскольку он так и был в пальто и ботинках, дали тулуп, валенки и теплую шапку и отправили дальше, через Ангару к станции Зима. Стражники в праздник хоть и пили, однако контингент проверили, и в тот же день сообщили куда следует, так что к тому моменту, когда Иосиф собрался выехать из Балаган- ска, приметы беглеца уже были разосланы повсюду. Ему бы не уйти, если бы он направился на Запад, в Россию. Но путь его лежал не на запад, а на восток. Сначала беглец побывал в Иркутске, и только потом поехал на Кавказ, в Тифлис.
В этом побеге много неясного. Самая главная неясность — откуда он взял деньги. Бежать из ссылки — недешевое удовольствие. Одна дорога, даже в третьем классе — а в третьем классе ехать опаснее всего — стоила более 50 рублей. Плюс к тому надо было достать документы, а в дороге еще и чем-то питаться. Должно быть, этим и объясняется то, что он сначала направился в Иркутск, где было много ссыльных и поселенцев, где неизбежно должны были быть и социал-демократы и где можно было рассчитывать достать деньги и документы, а дорога до Иркутска стоила всего около трех рублей. Но откуда у молодого пропагандиста связи, позволяющие найти в совершенно незнакомом сибирском городе товарищей по партии? Об этом можно только гадать. Может быть, товарищи по ссылке поделились знакомствами, а может быть, и из-за границы помогли. К тому времени Иосиф уже не был никому не известным пропагандистом, он был связан с эмиграцией, где имел друзей, и с заграничным руководством РСДРП.
…Примерно в то же время он завел себе новую партийную кличку — Коба, по имени одного из главных героев широко известного в то время романа Казбеги «Отцеубийца». Коба — один из грузинских Робин Гудов. Время действия романа — 1845 год, восстание имама Шамиля, который вступил в бой с русским экспедиционным корпусом, сюжет до крайности прост. Главные герои — трое молодых людей: влюбленные друг в друга Иаго и Нуну и их верный друг Коба. По навету сотрудничающего с русскими односельчанина Гирголы Иаго попадает в тюрьму, а Нуну похищена. Коба освобождает друга и вместе с ним становится разбойником. Друзья помогают крестьянам, сражаются с русскими, но тогда, когда они собираются присоединиться к Шамилю, попадают в западню. В итоге юноша и девушка гибнут, и в живых остается лишь Коба. Последним эпизодом романа становится смерть убитого им предателя.
Иремашвили вспоминает, что Иосиф «хотел бы стать вторым Кобой, борцом и героем, знаменитым, как этот последний. В нем Коба должен был воскреснуть. С этого момента Coco начал именовать себя Кобой и настаивать, чтобы мы именовали его только так. Лицо Coco сияло от гордости и радости, когда мы звали его Кобой» [26] .
Глава 5
Партийная карьера Кобы (борьба и политика)
Уже как бы стало общепризнанным мнением, что возвышение Сталина в партии связано не с конкретной работой, а с умением вести интриги. Но если проследить источник этого мнения, мы придем все к тому же Троцкому, старому и упорному врагу Сталина. Именно Троцкий назвал его «самой выдающейся посредственностью». Ну а потом это мнение уже пошло «в народ» и, оторвавшись от своего источника, стало той истиной, которую «все знают».
26
Иремашвили И. Сталин и трагедия Грузии. Берлин, 1931. Цит. по: Гусляров Е. Сталин в жизни. М., 2003.