Второе убийство Сталина
Шрифт:
Легко сказать: «жениться». Человек, находящийся на нелегальном положении, в розыске, приходит регистрировать брак! Но не зря же они в свое время учились в семинарии: выход был найден. Михаил Монаселидзе вспоминает: «Несмотря на мои старания, ни один священник не соглашался венчать их в церкви, так как Coco не имел собственных документов и жил нелегально по паспорту какого-то Галиашвили. Спустя несколько дней я встретился на улице со священником церкви Святого Давида Кита Тхинвалели, однокурсником Coco по семинарии. Я ему сообщил про наше дело, и он дал согласие, но с условием, что об этом ничего не должен был знать первый священник церкви, ввиду чего в церковь надо было подняться в один или два часа пополуночи и в небольшом количестве» [76] . В ночь с 15 на 16 июля они поженились.
76
Островский А. Кто стоял за спиной Сталина. С.249.
Но дальше Като повела себя не так, как полагалось бы, а совсем наоборот. Она не стала светским образом регистрировать брак, делать пометки в паспорте, а также оставила свою девичью фамилию. Таким образом, о том, что она замужем, никто не знал. В глазах людей — соседей, клиентов — она, по мере того как обнаруживалась беременность, неизбежно должна была стать распутной женщиной. Нравы же на Кавказе были строгими.
Да, но почему нельзя было пожениться по фальшивому паспорту? Или, наоборот, вообще не жениться — многие революционеры прекрасно жили со своими подругами просто так, не придавая ни малейшего значения «пустым обрядам». К чему весь этот антураж дамских романов — тайный брак, ночное венчание? Смысл очень простой: Като была верующей (про Иосифа мы не знаем), и ей важен был брак перед Богом и под настоящими именами, а что люди скажут — это не так важно. Интересно, что не только Иосиф, но и мужчины ее семьи, тоже революционеры, не нашли в такой позиции ничего странного. Оказывается, не так уж неразрывно связаны социал-демократия и безбожие, это уже позднейшая пропаганда туману напустила, выдавая нравы интеллигентской партийной верхушки за всеобщее свойство всех эсдеков.
«Почти не было случая, чтобы революционный интеллигент женился на верующей, — писал впоследствии Троцкий. — Это просто не отвечало нравам, взглядам, чувствам среды. Коба представлял, несомненно, редкое исключение. По взглядам он был марксистом, по чувствам и духовным потребностям — сыном осетина Бесо из ДидиЛило». Неистовый Лев Давидович, вероятно, воображал, что заклеймил позором своего вечного оппонента. Впрочем, можно с уверенностью сказать, что на пути молодого горячего Coco попадалось достаточно женщин, отвечающих нравам среды. Вот только жениться на них он не спешил, будучи действительно по чувствам и духовным потребностям далеким от «марксизма» российского разлива с его мечтой об обобществлении женщин.
Едва обвенчавшись, молодой муж вернулся к партийной работе. А его жену ждали неприятности. В середине октября в Москве у одной из арестованных социал-демократок был обнаружен адрес Сванидзе с припиской: «Спросить Сосо». Из Москвы информация пошла в Тифлис, где очень хорошо знали, кто такой Сосо, и 13 ноября в дом Сванидзе нагрянула полиция. Като все отрицала, паспорт ее был девственно чист, но ее все равно обвинили в том, что она — жена Сосо, и увели. Время было суровое, и полиция пользовалась любой возможностью схватить столь известного большевика.
Однако все полицейские старания окончились ничем. Като, непонятно за что, присудили к двухмесячному заключению в полицейской части, однако у модной портнихи всюду были клиенты. Ее клиенткой оказалась и жена пристава, которая тут же перевезла молодую женщину на свою квартиру. Мужу было заявлено, что уж коль скоро Като предстоит отбывать срок, то не в участке, а у них дома. Там ее беспрепятственно навещали родственники, в том числе и вернувшийся из поездки муж, которого представили двоюродным братом. А затем жена пристава добилась для заключенной разрешения ежедневно на два часа приходить домой, где ее уже ждал супруг, которого в результате этой хитроумной операции задержать так и не удалось. Наконец, это «тюремное заключение» надоело даже полиции, и под самый новый, 1907, год Екатерину освободили. Уже 18 марта 1907 года она родила сына, которого назвали Яковом. И почти сразу, в середине апреля, молодой отец снова уехал за границу — теперь уже в Лондон, на очередной съезд.
О первой жене Иосифа Джугашвили известно мало. Его внучка Галина, дочь Якова, основываясь на семейных рассказах, писала: «Деду она была идеальной женой, так как чудом воплощала все качества, которыми молва награждает восточных женщин, хотя обладает ими далеко не каждая из них. Отличная швея и стряпуха, она (и это главное) не покушалась на приоритет мужа даже в самых незначительных семейных решениях».
Они побыли вместе совсем мало. В середине июля Иосиф переехал в Баку и забрал с собой жену с сыном, но, едва устроив семью на новом месте, тут же снова умчался куда-то по партийным делам, лишь время от времени возвращаясь домой. А в октябре 1907 года Екатерина Сванидзе заболела тифом. Иосиф отвез ее с ребенком к родным в Тифлис, а сам вернулся в Баку, к прерванной работе. Но ненадолго. Вскоре его вызывают в Тифлис: Като совсем плоха. 22 ноября она умерла у него на руках.
«В музее Сталина в Гори, — вспоминает Светлана Аллилуева, — была одна замечательная фотография 1907 года, на которой еще молодой Сталин — двадцати восьми лет — стоит возле гроба своей первой жены. Она была так молода и обладала ангельской, чистой красотой даже в смерти, и он стоит, наклонив голову, с выражением горя на лице, и черные волосы падают в беспорядке на лоб. Я видела эту фотографию не раз, но директор музея сказал, что они "сняли ее, так как волосы там не в порядке"… нервное, молодое, худое лицо с растрепанными волосами "не годилось для экспозиции"». А старый знакомый Иосифа И. Иремашвили вспоминал о похоронах: «Коба крепко пожал мою руку, показал на гроб и сказал: «Сосо, это существо смягчало мое каменное сердце; она умерла и вместе с ней последние теплые чувства к людям». Он положил правую руку на грудь: «Здесь, внутри, все так опустошено, так непередаваемо пусто».
Семьи больше не было, теперь у него оставалась лишь революция. Оставив сына у родных, он снова возвращается к прерванным делам.
Другие женщины в его жизни
Еще один сын Сталина родился в Сольвычегодске. А несколько раньше, в 1909 году, в этом маленьком городке он познакомился с женщиной, на которой чуть было не женился во второй раз. Стефания Петровская, сама находившаяся в ссылке, правда, состояла в гражданском браке с другим ссыльным. Но что такое гражданский брак? Вполне отвечая нравам среды, она, отбыв свой срок, отправилась не к прежнему мужу, а в Баку, к Иосифу. Они вступили в «определенные отношения», которые чуть было не увенчались законным браком, однако помешали роковые обстоятельства в лице жандармского управления: в марте оба были арестованы. Стефанию вскоре выпустили, поскольку свой срок ссылки она отбыла полностью и имела полное право жить где хочет и спать с кем хочет. А Иосифа в сентябре снова отправили в Сольвычегодск. Уже в тюрьме он просил разрешения вступить в брак со Стефанией, и разрешение было получено, но тогда, когда он уже следовал к месту ссылки. Так и завершился ничем этот роман…
А ребенка от Иосифа родила не Стефания, а его квартирная хозяйка, молодая вдова Матрена Кузакова, с которой он сблизился во время второй ссылки все в тот же Сольвычегодск. Дом был тесный, у хозяйки — пятеро детей, дети спали прямо на полу, все были близко друг к другу… Как говорят в народе, «вдовушка — мирской человек», и Матрена вошла в положение одинокого молодого интересного мужчины. В 1910 году один из старых товарищей Джугашвили отправил ему письмо, в котором упомянул: «О тебе слышал, что еще раз поженился».
Вспоминают, что из ссылки он уехал внезапно. Еще за день до освобождения он отбывал трехдневный срок в местной тюрьме за то, что был застигнут на собрании ссыльных. Выйдя из тюрьмы, он забежал домой за вещами, оставил, не застав хозяйки, деньги за проживание и отправился в Вологду. С одной стороны, как-то это не по-людски, а с другой — и предыдущая его «подруга», ссыльная Хорошенина, тоже была так внезапно вызвана на этап, что не смогла попрощаться с Иосифом и лишь на прощание написала ему открытку.