Второе убийство Сталина
Шрифт:
Но что здесь самое замечательное — так это ленинская логика. Грузин грузину врезал, инцидент расследовали грузин и поляк и никакого политического криминала не нашли, кроме обычной распущенности, а из всего этого почему-то получился «великорусский шовинизм». Правда, со Сталиным по части «держиморд» у Ленина были давние счеты, они не сошлись во взглядах на национальную политику СССР. Ленин хотел устроить союз на началах полной автономии, а Сталин продавил федеративный принцип. По поводу чего Ленин утверждал, что самые худшие великорусские шовинисты получаются из «инородцев». Отчасти он прав, по части русофобии не то что грузинам, но даже полякам и украинцам куда как далеко до среднего русского интеллигента. У них нелюбовь к России осознанная и разумная, имеются счеты и претензии, а у нашей «совести нации» она какая-то прямо желудочная.
Этим инцидентом неприятные сюрпризы со стороны Ленина не закончились. В мае 1924 года, за пять дней до открытия XIII съезда партии, Крупская передала в ЦК конверты со всеми работами Ленина, надиктованными в период болезни, сказав, что Ленин просил огласить «Письмо к съезду» после своей смерти на съезде партии. Доказательств этому никаких не было, да и само письмо представляло собой машинописный экземпляр, даже не подписанный. Тем не менее со вдовой вождя спорить не стали, документы приняли, разве что «письмо» не стали читать с трибуны и произвели оглашение по делегациям. Строго говоря, серьезно повредить «Письмо» могло только Сталину, однако предложение Ленина заменить генсека съезд не стал даже обсуждать, и все делегации без исключения высказались за Сталина. Что любопытно, в его защиту горячо и страстно выступил Зиновьев. Тем и закончилась история с завещанием, воскресшая в годы перестройки как сенсация и ни в коей мере не являвшаяся таковой в то время, когда она произошла.
В клетке со львами
Не стало Ленина, и «лебедь, рак и щука» потянули каждый в свою сторону. В самом сложном положении оказались Зиновьев с Каменевым. С одной стороны, растущее влияние и методы управления Сталина им не нравились, а с другой, они еще больше боялись Троцкого с его призраком военной диктатуры. Недовольные некоторыми назначениями Сталина они, сидя в Кисловодске на отдыхе, послали ему письмо с упреками, на что Сталин ответил им с солдатской прямотой: «С жиру беситесь, друзья мои». Кстати, он по курортам не ездил, хотя крепким здоровьем не отличался.
Тем же летом, на прогулке в горах, они, забравшись в какую-то пещеру в компании с Лашевичем, Евдокимовым и Ворошиловым, стали обсуждать положение в партии, предаваясь извечному русскому вопросу, что делать. Родилась идея, которую поддержали все, кроме Ворошилова: создать новый партийный секретариат из Троцкого, Сталина и кого-нибудь третьего — Каменева, Зиновьева или Бухарина. Читай: Сталин будет работать, Троцкий саботировать а «третий» заниматься демагогией. Однако идея резко не понравилась как Сталину, которому хотелось хотя бы в секретариате обойтись без дискуссий, так и Троцкому, не желавшему делить необъятную власть секретаря ЦК ни с кем, даже с тем, кто эту власть создал. Сталин заявил, что он готов очистить место без шума и дискуссии, от чего все участники категорически отказались. Демократия демократией, но и работать ведь кому-то надо!
Ленин был еще жив, когда произошла первая настоящая схватка за власть. 1923 год был годом, когда, казалось бы, начали сбываться самые смелые мечты «революционеров». Германию сотрясал жесточайший кризис, в котором наши теоретики увидели долгожданную революционную ситуацию, и Коминтерн начал всемерно помогать немецкой «революции» — организационно, технически, оружием и советниками, в общем, всем, чем мог. Троцкий и Зиновьев вызвались поехать в Германию, чтобы самолично организовывать восстание. Можно себе представить, что бы из всего этого получилось, если бы туда отправился, например, «демон революции» со всеми своими амбициями или председатель Коминтерна Зиновьев. И без того его орлы никому не подчинялись и творили, что хотели, им там только босса и не хватало!
Еще в сентябре на пленуме ЦК Троцкий потребовал разработать календарную программу подготовки и проведения германской революции. Пленум отверг его идею, однако 4 октября 1923 года Политбюро все-таки утвердило дату. Германская революция должна была начаться 9 ноября. Военная комиссия ЦК разработала план мобилизации Красной Армии на помощь германскому пролетариату. Может статься, что РККА и способна была победить немецкую армию, численность которой условиями Версальского мира была установлена в сто тысяч человек, но ведь в Германию пришлось бы прорываться через Польшу, которая только что торжественно разгромила Красную Армию. Впрочем, этим никто не смущался, какая такая Польша — мировая революция начинается!
По счастью, «германский красный октябрь» торжественно провалился. Из всего победоносного немецкого пролетариата восстание поднял только Тельман в Гамбурге. Оно началось 23 октября и было очень быстро разгромлено. В назначенный же Политбюро день, по иронии судьбы, в Мюнхене состоялся «пивной путч» Гитлера, который провалился столь же победоносно, как и «красный октябрь». А узнав в начале января, в каком развале находится Красная Армия, Сталин сказал: «Если бы Бог нам не помог… и нам пришлось бы впутаться в войну, нас распушили бы в пух и прах!»
Но вернемся к битве за власть. В начале октября, в напряженнейшее время, когда в любой момент могла разразиться война, Троцкий направил в секретариат ЦК письмо с очередной порцией гадостей по поводу политики партии. Впрочем, к гадостям Троцкого все уже привыкли, однако на этот раз произошло нечто новенькое: одновременно с его письмом в ЦК поступило так называемое заявление 46-ти, с теми же требованиями «разворачивать мировую революцию и т. д.». Вот чего в эти дни партии остро недоставало, так это дискуссии! Поэтому такое выступление в то время, когда в любой момент могла начаться война, было воспринято как предательство. Но все же в самый разгар подготовки германской революции пришлось собирать пленум, и не какой-нибудь, а объединенный ЦК и ЦКК, и все-таки устраивать дискуссию. В начале 1924 года были подведены итоги: в поддержку ЦК выступили 98,7 % членов партии. Зря Ильич так боялся раскола, это был бы не раскол, а «откол»! Откольчик, ма-а-аленький такой… Авторы письма получили по голове и притихли. Но ненадолго.
После смерти Ленина процесс пошел дальше, и вскоре уже все переругались со всеми. Отношения Сталина с Зиновьевым и Каменевым достигли такой остроты, что в августе 1924 года Сталин снова подал в отставку, так и мотивируя эту просьбу — невозможностью совместной работы с ними. С другой стороны, Троцкий в своей статье «Уроки Октября» обрушился на Зиновьева и Каменева — но тоже получил по голове, причем гораздо сильнее, чем год назад. Самые мягкие среди его противников из партийных масс требовали убрать Троцкого из Реввоенсовета, самые непримиримые — исключить из партии, в том числе этого требовали ленинградцы (Ленинград был вотчиной Зиновьева). Склока в верхах рядовым партийцам, не получавшим от нее, в отличие от верхушечной оппозиции, ни малейшего удовольствия, надоела до смерти.
Но вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и разобраться наконец с этим «перманентным дезорганизатором», Политбюро — а ситуация в нем зависела в основном от Сталина — ограничилось тем, что сняло его с поста наркомвоена. Это было крупной ошибкой, которая привела впоследствии к трагическим последствиям и послужила одной из причин того, что в народе называют «тридцать седьмым годом».
Если что и могло быть хуже, чем Политбюро образца 1921 года, так это его состав в 1925 году. К прежним, уже притершимся друг к другу «закадычным врагам» добавились еще Бухарин, Рыков и Томский. Идейным вождем новых троих членов был Бухарин. Он почему-то считался вождем «правых» в партии, хотя его взгляды были куда левее сталинских. Впрочем, он постоянно менял свои теоретические позиции, одно лишь было неизменно — он видел Россию как плацдарм и резерв для будущей мировой революции. Правда, он был в то время еще и за укрепление крестьянского хозяйства и даже бросил лозунг «Обогащайтесь!».