Второстепенный
Шрифт:
Зажав меня с двух сторон, парочка отобрала тетрадки, взяла под белы рученьки и привела на поле.
– Не умеешь - научим, не хочешь - заставим, - мрачно пробормотала я, передернув плечами от магических вибраций.
– Ничего. Не можешь остановить - возглавь.
Барды уже разбились на команды и вовсю махали молотками. Отвертеться от участия непосредственно в игре мне удалось - я аккуратненько объявила, что являюсь косоруком и поэтому буду вести счет. Ребята возражать не стали. Быстренько объяснили мне правила, вручили ручку и пошли себе дубасить по мячу. Я с чистой
В самый разгар выявления икса над ухом раздался вкрадчивый голос:
– Минус три, мистер Волхов.
Ладони вспотели, сердце ледяным комком ухнуло в желудок, уши и лицо макнули в кипяток, во рту пересохло, а под пупком затрепыхались бабочки. "Не бабочки, а адреналин, кортизол и эндорфины, - хладнокровно подумала я.
– Приплыли. Наконец-то ты реагируешь на мужчину, Валька, да вот беда: мало того, что ты здесь не баба двадцати шести годочков с красивым вторым размером, так еще и мужчина - выдуманный!"
Я мысленно сосчитала до пяти, чтобы совладать с голосом, а потом подняла взгляд. И тут же мысленно погладила себя по голове за то, что додумалась записывать личные записи мало того, что по-русски, так еще и на транслите, и зеркальным почерком. В сочетании с характерной врачебной неразборчивостью понятными для чужого взгляда становились только знаки препинания и цифры. И вот, первый случай.
Профессор Хов темной громадой навис надо мной и смотрел в тетрадь. Заложенные за спину руки, развернутые в идеальной осанке плечи, плотно сжатые губы, нахмуренные смоляные брови - всё это испугало бы любого другого ученика до чертиков. Но я как взрослый человек смотрела глубже и видела - в черных глазах едва уловимо порхали смешинки.
– Что?
– Левая часть уравнения, четвертая строчка. Минус пропустили.
Я опустила взгляд, чертыхнулась. Всё, что было ниже, нужно было пересчитывать. Профессор неспешно опустился рядом, по левую руку, на траву, нимало не беспокоясь за свою одежду. Впрочем, черный - немаркий цвет, да и материальчик очень смахивает на кожу рептилии. Что такому плащу сделается?
Декан тем временем устроился поудобнее: расстегнул воротничок на плаще, вытянул левую ногу, оперся на правую руку и положил локоть левой на колено. Надо же, какая непринужденная поза. Он мне не показался способным на такое проявление открытости перед учеником. Что ж, первое впечатление бывает обманчиво.
– Почему вы здесь, мистер Волхов?
М-м... Что-то каким-то странным тоном он это спросил. Тут точно никакого подтекста нет?
– На вашу нелюдимость успели пожаловаться, - уточнил декан.
– Вот и сейчас вы сидите в стороне. Исторически так сложилось, что у нас любой, кто пытается скрыться с глаз общины и отстраниться от её дел, вызывает подозрение.
Ну, однокурсники! Наябедничали на моё нелюдимое поведение профессору Хову! За один-единственный выходной, который я - о, ужас!
– посмела провести не среди толпы подростков, а за столом, среди учебников.
– Но я участвую, профессор, - сделав честные глаза, сказала я.
– Я болею. Какая же игра без болельщиков?
– Неужели? И за кого же?
Он так спросил, словно тут тридцать три команды из разных стран бегает.
– За наших, - уверенно ответила я.
– А еще я счет веду.
– Высчитывая икс и теряя минусы?
– не мужчина, а ехидна.
Я перевернула страницу тетради.
– Команда Абигора ведет со счетом десять - семь.
– Шмели. Команда называется шмели. Противники - осы, - лениво бросил декан.
– И я успел назначить штрафной.
– Вы? Вы судья?
– поразилась я.
– Сегодня в крокете участвуют все барды. Все.
– А... Ну да...
– мой взгляд зацепился за нашивку пчелы на сотах.
– Это что-то означает? Пчела на сотах, светлячок на шиповнике...
– А вы как думаете?
– Думаю, у бардов очень много общего с пчелами, - улыбнулась я.
– Каждого нужно пристроить в общее дело, каждому дать работу, разделить труд.
– Кто управляет пчелами, мистер Волхов?
Вопрос с подвохом? Я мысленно улыбнулась шире и с размаху шагнула в расставленные сети.
– Внутри каждого улья есть матка.
– Она всего лишь выполняет функцию размножения. Она не отдает приказы. Пчелы могут легко её заменить на другую, если она больна, - профессор Хов устремил задумчивый взгляд на игроков.
– Коллективный разум пчел рождается из обмена веществ. От зобика к зобику, буквально за минуты пчёлы обмениваются пищей, а вместе с ней передаётся и информация, о недостатке воды, прополиса или пыльцы - обо всём. В одиночку пчеле невозможно выжить. Поэтому они так нерешительны вдали от улья и так отчаянно его защищают. Если объединить два улья с разными матками, то возникнет драка, хотя к соседству они относятся спокойно.
Сразу видно - мужчина привык много говорить. И не просто привык, он умел это делать и владел голосом мастерски. Такой глубокий певческий тон, вроде негромкий, но идеально слышный даже сквозь шум, позволял толкать речи часами и не уставать. А тут еще и четкая дикция, и безусловный талант рассказчика, да еще природа одарила таким тембром, что от одного звука хотелось фанатично визжать... Женщины любят ушами. Я не исключение. И даже пацанячье тельце не стало мне спасением. Ей-богу, профессору нужно не в школе, а на радио работать или озвучивать научные фильмы.
– Но если в пчелиной семье по каким-то причинам нет расплода и матки, то семью можно присоединить к менее сильной семье с маткой. Для этого просто нужно придать пчелам одинаковый запах, - возразила я, собрав расползающиеся мысли в кучку.
– У меня дедушка был пчеловодом. Я знаю.
Показалось, или у него напряглись плечи? Показалось. Профессор Хов повернулся ко мне по-прежнему расслабленный.
– Хорошо, что мы не просто пчелы, - ровно сказал он.
– Знаете, людей очень интересует, почему за столько тысячелетий совместного проживания с человечеством общины эльтов все еще живы и никак не ассимилируются? Ведь зачастую эльты разных стран больше схожи с людьми, чем друг с другом. Почему даже рожденный и воспитанный людьми эльт все равно уходит к сородичам?